Банюта, также стоя на коленях, целовала край одежды Реды, и тут же ничком лежала Яргала и губами тянулась к ее ногам. Все плакали и радовались.

Тут Реда, вновь почуяв в себе силу власти, стала подгонять людей:

— На коня! В Пиллены! В Пиллены! Каждый день могут придти немцы и отрезать нас; может быть, уже идут!

Весь народ стал повторять ее слова, садясь на лошадей.

Вскоре долина наполовину опустела; а дружина Реды в боевом порядке, тесным строем, взяв в середину властелиншу, ее сына с нареченной и старую Яргалу, усиленными переходами потянулись к замку.

Что ни день, то посылали разведчиков и выслушивали их доклады. Все говорили в один голос, что крестоносцы в полном составе идут на Пиллены. На полпути к дому Реда и ее спутники узнали, что страшенное чудовищное судно, предназначенное для осады города с реки, уже почти готово: его смолят и свозят на него припасы.

При вести об этом сооружении всех обуял страх; даже отважная Реда заколебалась, услышав о плавучей крепости, которая вскоре станет лицом к лицу с ее твердыней.

Боялись не столько крыжацких полчищ, сколько сказочного корабля, о котором сочиняли всяческие ужасы. Реда видела в нем свою погибель; только он, и ничто другое, имел для нее значение роковой угрозы. Соглядатаи распространялись о его исполинских размерах, о толстых бревнах, из которых он был выстроен, о приготовленных на нем колодах, козлах, машинах для метания камней и огня… Однажды вечером, когда лазутчики опять изощрялись в стане Реды в рассказах о корабле-страшилище, Маргер вдруг вскочил, точно осененный внезапным вдохновением.

— Они самонадеянны и беспечны, — воскликнул он, — не ждут беды!.. Надо взять несколько лодок, созвать людей, наготовить смолы и запастись огнем… Сожжем-ка это пугало!

Швентас, услышав возглас Маргера, взялся в одну ночь довести людей до пристани. Но на утро оказалось, что корабль уже спущен на воду. Тем не менее Маргер не отказался от своего намерения.

— Сжечь его надо непременно, — шумел он, — неудача охладит их пыл! А пока они построят новый, мы выиграем время, да и гости их разъедутся.

Реда соглашалась с тем, что надо подпалить корабль; но когда сын вызвался сам вести назначенных в набег людей, она не захотела отпустить его.

Но юноша настаивал.

— Это мой пробный камень, — говорил он, — я предчувствую удачу и возьму с собою Швентаса. Я ничего с ним не боюсь: кто провел меня сюда, сумеет сделать так, чтобы мы вернулись невредимы.

Обрадованный Швентас бил себя в грудь и клялся, что они сожгут корабль и вернутся целы в Пиллены. Реде пришлось уступить настойчивым просьбам сына; да и сама она гордилась его храбростью и ненавистью к немцам. Тем более, что до того боялась, как бы страх перед их могуществом не сделал его трусом.

На другое утро Маргер со Швентасом и дружинниками пошел наперерез через леса к тому месту, где, по рассказам, стояло судно. Перед отъездом, прощаясь с нареченной, он повел ее к матери и передал с рук на руки.

— Она мое сокровище, — сказал он, — сбереги ее; для меня жизнь не в жизнь без нее, и ради нее я готов идти на смерть.

Реда прижала девушку к груди, так как дорогою примирилась с ней и полюбила ее. Сердце ее смягчилось. С тех пор как сын почувствовал себя вождем и главою рода, она чем дальше, тем больше жаждала утех матери: возвращалась в то положение, для которого была сотворена, но выброшена из колеи жаждой мести за смерть мужа и сына.

Часть дружины Реды направилась напрямик к Пилленам; остальные лесною чащей и непроходимыми для других людей болотами и топями продирались к Неману, ежечасно увеличиваясь по пути новыми отрядами добровольческих дружин.