Нрав старушка имела прескверный и на склоне лет ухитрилась переругаться в пух и прах со всеми своими близкими – с дочерью, братом, зятем и двумя племянниками, а потому прозябала в гордом одиночестве, отягощенном манией преследования. Софья Никитична полагала, что родственники хотят бедняжку прибить, дабы завладеть ее жилплощадью. И в отместку негодяям решила отписать квартиру не им, а единственному человеку, которому доверяла, – доброму и порядочному мэру Лужкову лично, в благодарность за надбавку к пенсии и заботу о столичных дорогах. Настроена старушенция была весьма решительно, но, так как опасалась выходить на улицу и никого не впускала в квартиру, за исключением соседки, снабжавшей ее продуктами, и почтальонши с пенсией, завещание на дядюшку-мэра она так и не оформила.

Знакомство Терехина с Софьей Никитичной случилось четыре года назад. Ванька только прибыл в Москву и явился к родственнице выразить ей свое почтение. Старуха его даже на порог не пустила и, не смущаясь, обозвала несчастного парня голожопым оборванцем. В общем, при жизни Бурмистрова не отличалась мягкосердечием и распивать с ней чаи у Терехина желания после не возникало.

В тот судьбоносный вечер, год с небольшим назад, Николай Васильевич появился у дома на Филях случайно, но очень вовремя. Что подвигло его на столь сомнительное мероприятие, Терехин помнил смутно. С трех часов пополудни он пил с друзьями в кафе с загадочным названием «Бегония». Кафе располагалось неподалеку от дома Софьи Никитичны, что очень сильно действовало Терехину на нервы. После пятой пол-литровой кружки пива нервы у Николая Васильевича окончательно расстроились, и его понесло на подвиги. В груди Ваньки клокотало колкое чувство прошлой обиды, вот он и спер в кафе кактус с подоконника, а затем и явился к дальней родственнице, дабы торжественно его вручить.

Дверь никто не открыл. Терехин потоптался на лестничной клетке, в отместку напрудонил на бабкин половичок и с чувством выполненного долга собирался отчалить. В этот момент из квартиры послышались старческое кряхтение и стоны. Николай Васильевич слегка протрезвел, вызвал «Скорую» и спасателей.

Вскрыли дверь, бабку в тяжелом состоянии транспортировали в больницу с диагнозом перелом бедра, двух ребер и ключицы – несчастная поправляла карниз и грохнулась со стремянки. Умирать Софья Никитична, однако, не планировала, мириться с родственниками тоже. Испытав к Ваньке внезапное благоговение, как к спасителю и мессии, она предложила сделку: Терехин станет ее сиделкой, а в благодарность она отпишет ему квартиру. Ванька пригорюнился. Предложение казалось заманчивым – слоняться по чужим углам и общагам надоело до зубовного скрежета, но ухаживать за лежачей больной, к тому же за столь вредной старухой, дело хлопотное и опасное. Опасное, потому как Ваньке отчаянно не хотелось брать на душу грех. Он успел тесно пообщаться с бабкой от силы неделю, а внутри все звенело от раздражения. Терехин опасался сорваться и бабку прибить. В мозгу Николая Васильевича то и дело воскресали трагедии Шекспира. Софья Никитична живописно представлялась ему в ролях мертвых Офелии и Дездемоны. Не дай бог, нервы сдадут после очередного закидона подопечной. Что тогда? Размышляя о последствиях, Николай Васильевич переключал воображение с Шекспира на Достоевского.

Переживаниями Терехин терзался неделю, пока мамуля не помогла принять решение, насев на сына нехилым стопятидесятикилограммовым авторитетом и внушив, что другой перспективы обзавестись собственным жильем в столице ему никогда не представится. Мамуля также пообещала в случае чего приехать на помощь. И Ванька сдался, настроился на патронаж. Но ухаживать за старушенцией не пришлось: буквально на следующий день после того, как в больнице побывал нотариус и была оформлена сделка, Софья Никитична скончалась от сердечной недостаточности.