– Это ваши проблемы, – отчеканила носатая. – Запамятовали, что данная квартира числится за театром? Разумовский вам и Лукину ее во временное пользование выделил. Антон отсюда выписался, теперь и вам пора честь знать. Впрочем, я человек добрый, поэтому дам вам пару дней на сборы и поиски нового жилья. У вас ведь ребенок, кажется, маленький?

Сенечка сам ответил на вопрос, громко заплакав в своей кроватке. Лидочка метнулась к сыну, прижала малыша к себе и опустилась на диван, не понимая, что делать. Как быть? Куда идти с маленьким ребенком на руках? Переезжать ей было решительно некуда, а возвращаться домой, к родителям, – страшно неловко. Как она им в глаза посмотрит? Отец с матерью так старомодны, что не переживут развода дочери, со стыда умрут.

Ясно было, что носатая Роза Люксембург – новая муза мэтра. Наверняка уже побывала в его койке. Молодая, наглая и темпераментная. Когда-то и она, Лидочка, была горячей и живой, яркой и желанной для тысяч мужчин. А сейчас… Сейчас она действительно жаба. Толстая и безобразная жаба!

Всю ночь Лида рыдала, жалуясь подушке на свои горести. Утром привела себя в порядок и побежала в театр – разыскивать бывшего покровителя. Не стучась, ворвалась в его кабинет… Картина, которая открылась ее глазам, настолько поразила, что Лидочка напрочь забыла, зачем пришла. На диване сидела вовсе не Роза Люксембург. Там сидел ее бывший муж с приспущенными штанами и блаженной улыбкой на лице…

Николай Васильевич нервно почесал руку, стряхнул с себя оцепенение и зашагал к одиноко сидевшему на траве Лукину, продолжая почесываться. Сумасшедшая Москва и поганая экология сделали его психом – стоило понервничать, как начиналась экзема. Странно, с какого перепуга сейчас-то началась? В душе, помимо ощущения приближающегося события, не было ни раздражения, ни злости. Разве что на друга Пашку. Обещал к восьми вернуться, но пропал. Пора и им с Сенькой валить отсюда. Обойдется поэтесса без портвейна, с вожделением подумал Терехин. «И без штампа в паспорте Галочка тоже обойдется!» – мстительно решил Ванька и зашагал выуживать из нирваны товарища.

Лукина возвращать из глубоких дум не пришлось, тот сам вернулся. Маска Пьеро с его морды сползла, теперь физиономия подозрительно сияла и лучилась восторгом. Терехин от растерянности слегка притормозил и криво улыбнулся Сене, словно провожая его в последний путь. Лишь подойдя ближе, Ванька сообразил, что сияет Лукин вовсе не для него – Николай Васильевич обернулся и присвистнул. Следом за ним шагало длинноволосое создание дивной красоты.

Девушка шла так тихо, что создавалась иллюзия – она не идет, а парит над землей. Нимфа, богиня, диво дивное! Шелк золотых волос, белое платьице на тонких бретелях, бронзовые плечи и ноги… Боже, какие ноги! Стройные, длинные, в серебряных греческих сандалиях. Под ремешками на щиколотке – татушка.

Богиня продефилировала мимо, даже не взглянув на окаменевших молодых людей. Ничего удивительного. Материальное положение и статус прелестного создания угадывались даже издали. Обычным смертным такая гламурная кралечка не светила, на ее красивом холеном лице ясно отражалось предназначение стать женой олигарха, дипломата или на худой конец иностранца.

Одно было непонятно: что такая нимфа делает на заплеванной набережной Воробьевых гор в этот час? Нимфа тем временем уселась на фуникулер и поплыла вверх, на небеса, где ей и было самое место.

– Бли-и-ин… – скуксился Семен, проводив красавицу трагичным взглядом.

– Ничего, будет и на нашей улице праздник! Вот увидишь, скоро все красавицы Москвы станут нам ботинки целовать и танец живота исполнять! – утешил товарища Ванька, отметив про себя, что вечно отмороженный Лукин впервые столь эмоционально отреагировал на представительницу прекрасной половины человечества.