В овальном зале отеля «Славянский круассан» продолжали чествовать и поздравлять романистку Достоевскую за ее смешной роман «Жись!».

Вручение премии Яроцкого подходило к концу.

Кто бы мог подумать, что вдова человека, состояние которого превышало сто миллионов долларов, сидит на бобах, и по завещанию ей достались только акции прогоревшего завода садово-огородного инвентаря в поселке Красная Новь Тульской области. Тысяча акций, которые не стоили даже бумаги, на которой были напечатаны.

Все деньги, недвижимость, ценные бумаги, счета в восьми банках и проч., и проч. магната и владельца «Туруханских алмазных россыпей» отошли двум фондам и совету директоров, главой которого был старший сын Натана Яроцкого. Альбина осталась при своих интересах и вынуждена была вернуться в квартиру дряхлой «сталинки», в которую шесть лет назад Натан привел прекрасную молодую жену.

Одежда, немного драгоценностей, подержанный «Мустанг» — вот и все воспоминания о шестилетнем замужестве…

«Эль-Негра»

По иронии судьбы писательница Достоевская проживала в этом же доме и в этом же подъезде, только на шестом этаже, в квартире 53. Она была вынуждена поменять московскую квартиру, когда ее муж вдруг ошалел и женился на молоденькой дурочке из соседней парикмахерской. Спелая дурочка сперва гордо ходила с животом мимо старинного доходного дома, в котором Достоевские проживали очень давно и жили бы до сих пор, но… Дети выросли и очень хорошо устроились за пределами отечества, работали там и строили свои семьи, а вот муж, как седой козел, бегал по кочкам и ухабам старого московского двора с коляской, в которой пищал его третий, недавно родившийся сынок, тогда как Татьяна Достоевская печально глядела сквозь пушистый кремовый тюль на солнце, если был день, или на звезды, если на землю в этот час ступала ночь в мягких яловых сапогах.

Муж заходил уже без коляски к бывшей жене, прижимал ее к груди, прижимался сам и тихо басил:

— Таня! Прости сумасшедшего, ну, Таня, прости, люблю тебя и ее люблюу-у-у-у…

Чем наводил на Татьяну такую унылую истому, что ровно три года назад она решилась и на какой-то безумный гонорар купила огромную «двушку» в старой «сталинке». И, собственноручно побелив высокие потолки и наклеив ситцевые обои в ландышах, в еще пустой квартире начала писать свой самый лучший роман «Жись!» (или «Брысь»?).

— Брысь! Брысь! Брысь!

И просто расцвела в свои пятьдесят лет, как большая садовая роза «Эль-Негра».

И в тот момент, когда Альбина кидалась подушкой в «Панасоник», а Лабрадор Нельсон, кося одним глазом на своего Слепого Поводыря, набирал на компьютере текст этого романа, стараясь не стучать когтями по клавиатуре, великолепная Татьяна лежала после банкета по случаю вручения лит. премии в объятиях одного молодого редактора, и тот, ухитряясь не колоть Таню своими усами, шептал ей в ушко:

— Я ваш навеки!.. Пишите, Таня, пишите!

Фотография на стене глядела на них грустными, все понимающими глазами Лили Марлен.

В общем, жизнь, бабье счастье и неувядающая красота — три эти легкомысленные феи — вдруг улыбнулись Достоевской так широко, что она, будучи женщиной умной и не только, вдруг начала искать мягкой тяжелой ручкой что-нибудь эдакое деревянное, чтобы постучать по нему на предмет «как бы не сглазить», и, не найдя в обозримой близости ни одной мало-мальски стоящей деревяшки, постучала редактору по лбу, чем обрадовала того несказанно!

«Бьет — значит, любит! Какая страстная женщина!» — закрыл от наслаждения глаза очень большой редактор и…

Лабрадор вздохнул, посмотрел на своего спящего на теплом диване поводыря, отключил ноутбук и пошел на кухню готовить ужин.