Плывя вниз по течению без остановок, дней через десять мы догнали бы Ирину и поспели бы на последний пароход. Но ничего нового мы не нашли бы и не прибавили к имеющимся материалам. Так и явились бы в Москву с записями, но без нефти, с материалами, но без веского доказательства.
– Может быть, решимся на Кельму?
– Поздновато! – вздыхал Маринов.
– Рискованно! – поддакивал я.
Мы толковали о болотах, безлюдье, о том, что продуктов нет, припасы на исходе, сил уже не осталось… Да и вообще необязательно же купола будут на Кельме. Мало ли мы встречали неожиданностей в геологии?
– А может, решимся?
– Ну, давайте спросим у старика. Возможно, на Кельму и дороги нет отсюда.
Но старик сказал, что дорога есть. Нужно идти старым волоком километров пятнадцать, потом плыть по болоту на лодке (но в эту пору воды хватает), от Федькиной избы свернуть в протоку… Толково и словоохотливо он изложил всю лоцию Кельмы. Единственная сложность: рассказывал он, как москвич приезжему, – не по приметам, а по названиям. И Маринов терпеливо выспрашивал, чем отличается Черная речка от Черного ручья и камень Безымянный от сотни других безымянных камней и что такое Федькина изба: есть ли там изба и живет ли в ней Федька. Оказалось, ни избы, ни Федьки нет: изба сгорела во время лесного пожара лет сорок назад, Федька давным давно помер. В общем, по рассказам старика выходило, что плыть можно и по Кельме, но гораздо удобнее, проще и естественнее спускаться по Лосьве, мимо жилья, без всяких волоков.
– Рискнем, Леонид Павлович?
– А что, отец, поможете нам на волоке?
Старик задумался.
– Дело ясное… – пробормотал он. – Обсудить надо, конечно…
Что – обсудить? Мы поняли – обсудить вознаграждение. Но как расплатиться? Денег у нас было в обрез – только на железную дорогу. Да деньги здесь и не очень ценились – за двести километров от ближайшего магазина! Артель старика видела их раз в год, когда сдавала рыбу, соленых уток и перья, а взамен забирала порох, одежду, муку и соль.
Маринов сказал:
– Обсудите цену как полагается. Я заплачу… И вещи дам в придачу.
Мы перебрали свое имущество. Решили отдать резиновые сапоги – рыбакам они пригодятся. Один нож… С болью в сердце я присоединил часы – память о фронте. Но в дороге мы могли обойтись одними. Старик, а за ним и все девушки придирчиво осмотрели вещи, а также и те, которые мы не предлагали. Особенно понравилось старику ружье. Он с удовольствием взял в руку, взвесил, приложил к плечу, погладил пальцем цевье.
– У нашего председателя было такое, – сказал он. – Бьет хорошо, дробь кладет ровно, но припасу ест много.
– Ружье не отдам, – шепнул мне Маринов. – Рискованно в тайге без ружья. Даже если дадут продуктов до самой Усть Лосьвы…
– Ну как, отец, подходит плата?
– Не в том дело, паря. Плата – пустяковина! Самая охота сейчас, вот беда! Два дня потратим, это нам дорого встанет.
Возразить было нечего, и мы молчали.
– А когда хотите ехать?
– Это от вас зависит! Мы хоть сейчас…
– Спешить некуда. Завтра переправимся, и ладно.
Значит, на Кельму. Я взглянул на Маринова. Он задумчиво складывал карту, глядя в окно. Почему то именно сейчас мне бросились в глаза седые виски, обострившиеся скулы, морщины под глазами. Я подумал, что он, в сущности, пожилой человек и нуждается в отдыхе. Но очень уж хотелось проверить наши догадки на Кельме. Есть ли там купола или нет?
– Только волок прибавился. А там безразлично – Лосьва или Кельма. |