Я опустила глаза:

– Михаил Николаевич, даже не знаю, как вас благодарить… Вы столько для меня делаете…

– Это моя работа, Софья, – сурово отчеканил господин подполковник. – Пока не буду уверен, что на тебе не висят «коллеги», это моя работа.

– Спасибо! – Я перекинулась через стол и чмокнула разведчика в круглую щеку. – Спасибо!

Подполковник смутился и неловко крякнул:

– Я твой должник. А долги привык платить.

С давних времен в клане Туполевых была заведена традиция воскресных семейных обедов. В два часа дня все домочадцы собирались за парадно накрытым столом и кушали вдумчиво, неторопливо с беседами и перерывами. На мой современно-невдумчивый взгляд, происходило это несколько нудно, но приходилось признавать: заведенные и поддержанные традиции коллектив сплачивают.

Сегодня была суббота. По субботам Назар Савельевич часто работал. (Причем, не без обиды хочу отметить, до нашей свадьбы Назар Савельевич предпочитал работу через виртуальный офис. Потом начал сбегать. На работу. Может быть, я его утомляю? Мешаю? Впрочем, на прямой вопрос муж как-то ответил мне не менее прямо: «Соня, когда ты рядом, я могу думать только о тебе».

Интересно, это была увертка или комплимент?)

Но Ирина Яковлевна протрубила общий сбор, и я как-то сразу догадалась, что целью внепланового обеда является прилюдная моральная порка проштрафившейся невестки. То есть меня. За обеденным столом меня ожидает демонстрация неодобрения, меня подвергнут обструкции, хотя я бы предпочла бойкот. Так как манера, в которой со мной разговаривала дражайшая свекровь, приятным общением за семейным обедом никак не назовешь.

(Хотелось бы знать, кто из добрых друзей донес Ирине Яковлевне о моем полноценном падениив торт на презентации отеля?!)

– Как самочувствие, Софьюшка? – елейно вопрошала свекровь. – Выпей брусничного морса. Или рассольчику приподнести?..

– Спасибо, не стоит, – бормотала я и утыкалась носом в тарелку с борщом.

(По большому счету, Ирина Яковлевна меня любила. Была довольна тем, что сын наконец-то определился-остепенился, и ласково намекала на внуков.

Мы были неплохими собеседницами. Пару раз выезжали вместе на курорты и вообще-то дружили. Делали друг другу милые подарки и советовались по вопросам ведения дома. Меня все устраивало в Ирине Яковлевне – даме воспитанной, интеллигентной, с хорошими манерами, – кроме одного. Полного отсутствия чувства юмора. А мне не шутить трудно. И порой некоторые из моих замечаний вызывают у Ирины Яковлевны, мягко выражаясь, недоумение. Она находит сии выражения непонятными, лишенными смысла и даже вульгарными. И гостей, рассказывающих анекдоты, старается за свой стол не приглашать. Согласитесь, любому человеку обидно, когда в обществе не понял шутки только ты один.

А для меня невозможность шутить, когда вздумается, тяжкое испытание. Приходится контролировать каждое слово, помнить, кто сидит рядом, и перехватывать на выходе чужие репризы, так как возраст и проблемы надо уважать. Ирина Яковлевна не виновата, что такой уродилась, зачем же ее обижать?

И как бы там ни было, с шутками я пока справлялась. Окончательно мне подпакостило совсем не чувство юмора, а дорогой Назар Савельевич. Год назад его мама категорически отказалась лечиться в клиниках после запоев, потом непонятно откуда взялась троюродная Раечка, и часть забот по надзору за Ириной Яковлевной Туполев перевел на нее.

Примерно полгода мы жили спокойно. Пока однажды поздним вечером сын не нанес маме визит и не застал в ее гостиной картину маслом: две дамы – Ирина Яковлевна в пеньюаре со страусиными перьями и Раечка в вязаной кофте – мирно глушат коньяк в обществе телевизора.