Или он просто заметил, что торопливость ответа будто выдает нам в нём какую-то слабину?
— Ух ты… Неожиданно, а ты, стало быть, джентльмен у нас? За девушку заступился?
— Читайте материалы дела, гражданин начальник, там все написано. За это я уже отсидел, — он снова вернулся к своей холодной, ленивой манере.
Но Горохов продолжал, будто не слышал Савченко.
— И когда ты вышел, в Новоульяновске вдруг ни с того ни с сего начались убийства, — следователь заложил руки за спину и стал прохаживаться по кабинету. — Не просто убийства. А у жертв еще и частей тел не хватает.
— А я при чем? — цокнул языком Сава. — Мало ли, чего у кого не хватает.
— Совсем как у твоего покойного отца… — Горохов остановился и впился взглядом в задержанного.
— Отца я не видел. На похоронах не был, — проскрежетал Сава, но я заметил, как при этом дернулась его землистая щека.
Ага, вот его слабое место… Смерть отца? Или это он бесится из-за чего-то другого? Но я решил давить на это и взял на себя инициативу допроса.
— Как же так? — картинно развел я руками. — Ты ведь уже освободился к тому времени — и не пришел на похороны. Не проводить родного человека в последний путь… Нехорошо как-то.
— Это не твое дело, мент, — недобро зыркнул на меня Сава, но тут же взял себя в руки и уже спокойно добавил: — Занят был слишком, дела, знаете ли…
— А сестра твоя, Маша Захарова, ждала, что придешь, — снова слукавил я, щупая почву. — Надеялась тебя увидеть хоть возле гроба. Чтобы щепотку землицы на крышку бросил.
— А ты мою сестру не трожь… — вдруг зашипел Савченко и как-то скукожился.
— Почему? Насколько я знаю, отец ее больше жаловал. Чуть ли не на руках носил. А из тебя дурь армейским ремнем выбивал, — про ремень я додумал, неизвестно, чем он там сына колошматил, но похоже, что попал в точку.
— Туда ему и дорога, — вдруг тихо проговорил Сава. — Сгорел старый хрыч…
— Нехорошо так о родном отце отзываться, похоже, он правильно делал, что лупил тебя. Было за что, живодерничал ты, Боря, шибко. Кошечек и собачек любил мучить.
— Кто вам это сказал? — не выдержал Сава и дернулся на стуле.
— Не важно… Мучил? Ведь так? А потом на людей перешел. Мало тебе показалось. В армии своего первого убил, потом на гражданке, а теперь вот откинулся и совсем во вкус вошел. Только почему пенсионера ты прирезал? А остальных другим способом на тот свет отправил?
— У вас на меня ничего нет, — пробубнил Сава, будто молитву. — Ничего не докажете. Хрен, что я вам скажу больше.
— Это мы еще посмотрим, — я навис над преступником. — Ты мне просто на вопрос ответь, не для протокола. Кого тебе больше нравилось резать? Зверушек или людей?
Он посмотрел на меня и чуть повернул голову, как будто ему никогда еще не задавали такого интересного вопроса.
— Зверушек.
— Почему?
— Они в сознании были…
— А людей ты, значит, травил сначала… Чем? — про то, что мы знаем про угарный газ, я пока умолчал. |