Предметы одежды разложили по кругу. Одна из курток принадлежала Зинченко-младшему. Ее положили на пятнадцать часов условного циферблата. С виду обычная ветровка непримечательного болотного цвета. Разве что ткань покачественнее. Скорее всего, импортная. Ярлыки я не стал смотреть. Собакам на лейблы начхать.

— Ну, с Богом! — выдохнул Горохов.

Присутствующие с удивлением на него посмотрели. Никита Егорович слыл закоренелым атеистом. А тут такое напутствие выдал.

Следователь заметил недоумение присутствующих:

— Это так говорится, товарищи. Люблю, знаете ли, фильмы исторические смотреть.

Один из наших оперов махнул рукой, и первая собака пошла. Со стороны вольера ее вел сам начальник кинологической службы. Здоровый лохматый барбос совсем был не похож на первоклассную ищейку, но Митрофанов почему-то выбрал именно его. Псина тащила его вперед, словно тягач. Даже грузный старлей еле его сдерживал. Засидевшийся в вольере пес очень сильно хотел познать мир вокруг себя и познакомиться с новыми людьми, что столпились вокруг странно разложенных непонятных вещей. Скорее туда. Там, наверное, столько интересного.

— Что-то не похожа собака на следопыта, — высказал я свои сомнения Горохову.

Мою фразу услышала женщина-ветеринар из питомника, что присутствовала при нашем эксперименте из чистого любопытства, но мы намеревались ее внести в справку о проведении эксперимента в качестве участника, как специалиста по зоопсихологии. И звучит красиво, и важности нашему исследованию добавляет. Глядишь, и суд примет нашу писульку в качестве доказательства. Хотя для научного обоснования нужно множество экспериментов, всякие диссертации и прочие высосанные из пальца научные статьи. А сейчас главное, чтобы барбос не подвел.

— Это единственная собака, которая слушается Митрофанова, — пояснила ветеринар. — Поэтому он работает только с ней.

Собаку, как оказалось, действительно звали Барбос. Он деловито подтянул хозяина к столпившимся людям.

— Что-то не похоже, что она его слушается, — улыбнулся Горохов, глядя, как каблуки кирзачей Митрофанова вспахивают землю.

— У него вообще проблемы с собаками, — вздохнула ветеринарша. — Не получается с ними общий язык найти. Животных трудно обмануть, не видят они в нем авторитета. Поэтому его начальником и поставили, чтобы не было необходимости с овчарками возиться.

— Витя, — махнул я “оператору”. — Готов? Заводи аппарат.

Криминалист включил камеру на электроприводе. И навел объектив на меня.

— Внимание! — громко проговорил я. — Товарищи понятые и другие участники эксперимента. Обратите внимание, сейчас я дам понюхать служебной собаке кофту, изъятую по уголовному делу.

Я демонстративно развернул бумажный сверток и извлек оттуда ворсистую толстовку стального цвета.

К нам подошел Барбос с Митрофановым, который болтался где-то на конце поводка.

— Нюхай, нюхай, — Митрофанов подошел ближе и настойчиво шипел в ухо собаке.

Я поднес кофту к его носу. Тот отвернул морду, уселся на землю и деловито почесал за ухом.

— Нюхай, я сказал, нюхай, — дергал за ошейник старлей “детектора”. Но пес потряс ушами, будто избавляясь от надоедливой мошкары.

Я не выдержал и потрепал его за ухом. Тот лизнул в ответ мою ладонь. Контакт налажен. Я снова подсунул ему кофту. Пес понюхал ее (выбора у него не было). И снова отвернулся.

— Готово! — сиял Митрофанов. — След взят.

Он потянул барбоса к кругу из разложенных вещей. Тот нехотя повиновался.

— Ищи, ищи, — твердил, словно заклинание, начальник кинологов. — Ищи, я сказал.

Барбос действительно опустил морду к земле и стал втягивать воздух ноздрями. Он деловито обежал куртки.