Со стороны куцего огородика к нам подошел неожиданно интеллигентного вида дядя. Его внешность совсем не походила на облик матерого преступника. Несуразные очочки, лицо с не по-мужски тонкими чертами. На теменной лысине одуванчиковый пушок. Одет в потертый и мятый, но относительно чистый костюм, который уже давно превратился из выходного в домашнюю одежду. Рост чуть ниже среднего, телосложением далеко не богатырь, но в руках с легкостью держал массивную кувалду. Вспомнив, как оказалась обманчива внешность, когда я повстречал Зеленоярского Потрошителя, тщедушного студента, я не стал испытывать судьбу. Грозно зыркнул на него.

— Брось молоточек, — приказал я, потянув руку к кобуре, — Милиция.

— Да, конечно, — суетливо закивал тот и аккуратно поставил на землю кувалду. — Вы не подумайте, это не для встречи гостей. Я тут по хозяйству немного занимался. Чем обязан?

— Сапожников Евгений Савельевич?

— Он самый.

— Пройдемте в дом, разговор есть.

Что-то его вежливость меня раздражала. Держись, Курсант, не распускайся.

— Если вы по поводу собаки Пантелеевых пришли — то я ее не травил. Она, конечно, весь околоток достала. Детишек покусала недавно. Как сорвется с цепи, так беда. Но я ни при чем, хотя Пантелеевы меня винят.

— Почему?

— Так я им часто высказывал претензии, что собака их по ночам гавкает и спать мешает. Вот они подумали на меня — и вас, наверное, вызвали.

— Собакой участковый занимается, — со знающим видом кивнул я.

— Вы не похожи на участковых, — из-за стекол очков на нас смотрели непонятного мутно-серого цвета пытливые глаза.

— Вы правы. Пройдемте уже в дом.

— Да там не прибрано, даже как-то неудобно, — замахал руками хозяин. — Может, здесь побеседуем?

Фразочки его меня напрягали. Видно, что паря не пролетарско-крестьянского пошиба, а выделки совсем иной. И на ранее судимого не похож. Ерунда какая-то.

— Ничего, мы привычны, — настоял я, впившись в него испытывающим взглядом.

— Если так, тогда прошу за мной, — Сапожников сдался и отпер замок.

Зачем запирать дверь, если ты тут же, у себя на подворье ковыряешься? Странно как-то.

Мы вошли в единственную комнату. Внутри хибара оказалась гораздо лучше, чем выглядела снаружи. Стены обшиты крашеным ДВП, на полу даже ковер расстелен с изображением каких-то кувшинов. На окнах белые занавески. Мои ожидания по поводу бичевника не оправдались.

— Вы сказали, у вас бардак, — холодно проговорил я, осматриваясь — И где же он? Вполне себе прилично.

— Ну, как же? Вон на столе посуда грязная. Воды горячей нет, приходится в тазике мыть.

— Посуду мы переживем, — заверил я.

— Извиняюсь, а вас самих как зовут?

— Андрей Григорьевич, а это Светлана Валерьевна.

Мы сели на застеленный клетчатым колючим пледом диван, который ночью заменял жильцу кровать. Сапожников остался стоять, привалившись к единственному в доме столу. Из мебели был еще только трехстворчатый платяной шкаф, добротно скроенный из чистого массива дерева. Такие шкафы делали в шестидесятых, а потом уже стали клепать из листов «полировки». Лак местами облез, но стенки не покосились до сих пор.

— Аскетично живете, — я еще раз внимательно огляделся, но ничего подозрительного не увидел.

— Дом мой сожгли, пока я срок тянул, — холодно проговорил хозяин. — Пришлось потом из хлама собирать себе жилище.

Он не сетовал на тяготы или несправедливость, как будто принимая на себя меру ответственности. Но это все догадки, а надо бы от него услышать.

— За что же так с вами обошлись?

— Если вы из милиции, то наверняка знаете, — подозрительно прищурился Сапожников.