— Алло, — ответил я по телефону впервые за много месяцев.

На работе телефон был только у Паутова и мне, естественно, никто не звонил. Подняв трубку я чуть было по старой привычке не представился дежурной фразой, отточенной за много лет: “Розыск, Нагорный, слушаю”. Но вовремя спохватился и осекся до обычного “алло”.

— Алле! Андрюха! Зда-арова, бродяга! — трубка радостно восклицала знакомым голосом.

— Быков? Ты что ли? — ответил я трубке.

— Ну а кто еще?

— Откуда ты звонишь и где взял мой номер?

— Вот друг называется, — буркнул Антон. — Ты сам говорил, что тебе телефон поставили. Позвонил в справочную, да спросил. А звоню из автомата. Ты что не рад, что я звоню? Совсем про меня забыл. Где пропал?

— Рад, конечно, но ты просто так звонить не будешь, я хорошо тебя знаю. Чего надо?

— Ничего мне от тебя не надо, увидеться хотел.

— А-а… Ну извини. Тогда приходи в гости. Я один.

— У тебя шахматы есть?

— Зачем?

— Ну, мне может свои взять? Еще газет свежих наберу: “Советский спорт”, “Известия” или местную с кроссвордами. Будем читать вместе. Или лучше у матери клубок со спицами прихватить? Вязать умеешь?.. Не тупи, Петров! Мы что, два здоровых молодых кабана будем, как пенсионеры дома сидеть и телевизор смотреть?

— У меня нет телевизора.

— Тем более! Пошли на танцы. Там музыка, девочки.

— Ну не знаю… — я вспомнил, что на дискотеке не был лет двадцать и сейчас мне это показалось затеей так себе.

— Никаких не знаю, — отрезал Антон. — Иди под носом пушок побрей и джинсы мыль, скоро за тобой заеду.

— На чем это ты заедешь? — насторожился я.

— На такси, на чем же еще, — важно ответил Антон. — Я зарплату сегодня получил. Представляешь, мне еще и премию дали. Из всего цеха только я и мастер получили. Оказывается, там премию всем дают, кто на работу не опаздывает и трезвый приходит. Но таких в этом месяце только двое набралось. И премия, как ползарплаты получилась.

— Молодец, Быков, — похвалил я. — Всегда считал тебя никчемным, а ты лучшим работником месяца оказался. От такого балбеса никак не ожидал.

— Ой, да ладно… Вот кто бы говорил! Самое ничтожество — это был ты. Ниже по иерархии только инфузории были и туфельки.

— Это одно и то же, Быков.

— Не умничай Петров, собирайся, я еду.

— Давай, жду!

* * *

Городские танцы проходили в парке Пушкина в центре города. Огромная, залитая бетоном площадка, напоминавшая цирковую арену, была огорожена забором с крашеной стальной сеткой.

В “голове” площадки расположилась невысокая, но просторная сцена с крышей в виде причудливой раковины гигантского моллюска. Танцплощадка называлась “Морской бриз” и стилизована была под синие волны.

На входе сидела бабулька-билетер и стояли два дюжих дружинника с красными повязками на руках. Над входом табличка, где крупными буквами через трафарет побуревшей краской нанесена грозная надпись: “Вход в джинсах строго запрещен”.

Надпись облупилась, а табличка скукожилась и покрылась голубиным пометом.

Эту табличку уже давно всерьез никто не воспринимал. Щеголи в джинсах проходили без всяких проблем.

На заборе, словно гроздья гигантского винограда, висели дети. Они с интересом наблюдали за происходящим внутри.

Танцплощадка — это территория взрослых, запретная зона для мелкоты.