В глубине души я порадовался, что это не сон. Все дороги открыты. Можно начать жизнь заново. Но почему, черт побери, я опять пытаюсь выбрать прежний путь? И ничего с собой не могу поделать. Может, судьба закинула меня сюда не просто так? Может, есть какое-то предназначение.

Я не верю в избранных и прочих блаженных, которых проведение (или сценаристы в Голливуде) назначило спасти мир от сил зла (или русских). Но в свете последних событий, учитывая, что я переместился в прошлое, уже не так категорично к этому отношусь.

Я встал с кровати. На мне была чуть растянувшаяся белая майка, висевшая на острых плечах, как флаг сдающегося в плен солдата. И черные хб-шные трусы-паруса. Все как в советских фильмах.

Я потянулся и, приняв упор лежа, попробовал отжаться. На пятый раз чуть не зарюхался носом в пол. Руки мои дрожали, как ноги проститутки после двойной смены. Да-а… Надо браться за это тело всерьез. Даже отжиматься нормально не умею. А мне еще на вступительных физо сдавать. Бег, прыг и другие турники.

Надо, кстати, узнать, что за экзамены там принимают. В своем времени я истфак закончил, так как совсем не собирался служить в органах внутренних. Но друг меня завлек и завертелось. А потом этого друга списали на пенсию и он стал маньяком. И убил меня, гад, исподтишка. Зачем? Все равно ему не скрыться. Наверняка Коля дал ходу справке о совпадении ДНК по базе.

С отжиманиями не срослось, и я решил поприседать. Выгнул спину в пояснице, как тиктокерша перед зеркалом, которая собралась сэлфить свой попец. Расправил плечи, и присел. Колени по-стариковски хрустнули. Раз, два, три. Через пару десятков раз хруст исчез. А я вывалил язык на плечо, как сербернар посреди пустыни, одышка тоже присутствует. Вот блин. Я на физру вообще что ли не ходил. Вроде в советских школах со спортом все по фэн-шую было. Наверное, я тот еще прогульщик.

Я оглядел свою комнату, чтобы узнать себя получше. Простенькие обои в безвкусный горошек, массивный чуть кособокий шифоньер, письменный стол с выдвижными ящиками и панцирная скрипучая кровать с ватным матрацем. Все…

Даже магнитофона нет. Но зато на стене висит гитара. Ух! Неужели я играть умею. В той жизни мне по уху (даже по обоим) пробежало стадо медведей. Больших таких, белых наверное, ну или минимум гризли. А в этой?

Я снял гитару и сдул с желтого, чуть потертого корпуса пыль. Левой рукой зажал струны, а правой ударил по ним. Дребезжащий звук разнесся по комнате. Ударил второй раз. Звук повторился, только стал еще более противным. М-да-а… А я думал ща как польется песня дивная. Очи черные, ну или утки на худой конец. И два гуся с ними. Хотел, как лучше, а получилось как у Бузовой. Ну, ту хоть куча народа слушает. А у меня даже воробьи с подоконника смотались после такого концерта. Даже нагадить успели в знак своей признательности.

В дверь постучали, я не успел ничего ответить, как в комнату вошла мать. Вид у не был обеспокоенный:

— Андрей, там к тебе пришли…

— Кто? — удивился я.

— Из милиции. Поговорить хотят.

Я быстро натянул трико с вытянутыми коленями и незаметной дырочкой на бедре и вышел из комнаты.

— На диване под настенным ковром с изображением пятнистого оленя сидел, похожий на него человек в милицейской форме старшего лейтенанта. Только вместо рогов кустистые усы. Глаза хитрые, как у Бармалея. Нос красный, как у Санты, покрыт сеточкой капилляров. Однако, любит служивый выпить.

— Андрей Григорьевич Петров? — милиционер вопросительно уставился на меня.

О, круто, отчество у меня, оказывается, как в прошлой жизни. Вот так совпадение. Или это не совпадение?

— Да, — кивнул я и уселся на стул напротив.