— Убили! Милиция! Убили!

* * *

Просыпаться не хотелось. Тяжелая голова прилипла к подушке намертво. Блин! Видать, опять вчера отравился печенькой. Сколько раз зарекался не мешать беленькую с пивом! И на работу, наверное, уже опоздал. Или сегодня выходной? Ни черта не помню. Не открывая глаз, я пытался сообразить — почему не прозвенел будильник? Судя по громкому щебетанию воробьев и звуку автомобилей за окном уже давно белый день на дворе.

Протяжный звук пионерских горнов резанул по ушам. Вслед зазвенел задорный детский голосок:

— Здравствуйте, ребята! Вы слушаете пионерскую зорьку!

И тут я все вспомнил. Открыл глаза. Все немного в тумане.

— Панов! Выключи радио! Ты не один в палате! — отчитывал кого-то сварливый женский голос.

Я огляделся. Лежу на пружинной кровати под капельницей в просторной комнате с крашенными до уровня плеч стенами и побеленным потолком. Кроме моей кровати здесь еще пять таких же. На некоторых сидят люди в больничных пижамах и читают газеты. В проходе, уткнув пухлые руки в бока, стоит наливная тетка в белом халате с “гнездом вороны” на голове. На вид ей лет тридцать-сорок. Точнее не могу определить. Такая дородная дама может оказаться как и молодой, так и чуть забальзаковского возраста. Еще эта дурацкая завивка на голове. Напоминает кудрявого льва или Пугачеву. Не пойму, кого больше.

— Очнулся? — она приблизилась ко мне и потрогала лоб, затем повернулась в сторону выхода и крикнула. — Виктор Петрович! Студентик очнулся.

В палату зашел врач. Седые, давно нестриженные волосы выбивались из-под примятого белого колпака. На грудном вырезе халата проглядывали пиджак, рубашка и галстук. Как ему не жарко летом в тридцати одежках?

Виктор Петрович поправил круглые очки и присел рядом на табурет. Щупал, слушал и что-то еще делал с моим ослабленным тельцем.

— Ну что, герой? — улыбнулся не по годам белозубой улыбкой врач. — Как себя чувствуешь?

— Как в морге, — ответил я. — Но только жрать хочется.

— Шутишь! Это хорошо. Значит, недельки три еще, минимум, протянешь.

— Как недельки три? — встрепенулся я. — А потом что?

— А потом выпишу тебя.

Я с облегчением выдохнул. А старик тоже умел прикалываться.

— Ты сейчас находишься в отделении хирургии городской больницы. Ранение у тебя проникающее колото-резанное в брюшную полость, неглубокое, и органы не задеты, — продолжал врач. — Операцию я провел, все заштопал. Крови ты потерял чуть лишнего, но организм молодой и здоровый. Заживет все, как на бездомном псе. Считай, будто мы тебе аппендикс вырезали. Почти то же самое. Прописываю покой, обильное питье и капельницы с антибиотиками, витаминчики в уколах. Вот все твои потребности в ближайшие несколько недель.

Я попробовал встать.

— Тише, — подскочила ко мне пухлобокая медсестра и попыталась всучить утку. — Сможешь сам или помочь?

— Все нормально… — процедил я, борясь с болью. — Я до туалета сам дойду. Типа аппендицит же всего лишь вырезали.

Но в этом я немного ошибся, боль не дала мне сделать и шагу. Пришлось воспользоваться услугами тетки со сварливым голосом. Ей, конечно, не привыкать управляться с уткой. А у меня чуть травма детства не приключилась. Все-таки я привык делать такие дела в одиночку и без тесного контакта с другими людьми.

— Лежи, Петров, — приказала медсестра. — Не дергайся. К тебе скоро из прокуратуры придут. Они просили позвонить, как очнешься. Так что сил набирайся… А вместо мамки я теперь буду за тобой присматривать. Меня Леной зовут.

Лена, виляя дутыми бедрами, вышла из палаты.