Настоящие! Одно не пойму: как они их из Москвы вывезли? Наверное, договорились, будто на ремонт забрали. А у нас что звонит? Фонограмму, что ли, крутят? Народ обрадовался, как в Новый год! По родине соскучились! Смехота! Соскучились – езжайте. Через одного в Шамбери самолеты личные стоят. Патриоты хреновы! Нам, простым людям, эти куранты в Альпах нужны? Даш, ну скажи, нужны?
Неожиданно я поняла, что правительственная жена уже изрядно поднакачалась.
– Нам пора, – улыбнулась я. – Встретимся на вечеринке.
– Нет, ты представь, – вслед нам продолжала обличать Света, – только башню открыли, нет бы экскурсию устроить, как положено, почетные гости и все такое, так они детей внутрь запустили! И чьи дети первыми оказались?
– Чьи? – не выдержала интриги Юлька.
– Давидовича! – выкрикнула Света. – Мало ему «Millhouse Capital»! Еще и детей в каждую дырку сует!
На Croisette уже изрядно стемнело. Мы пошатались по площади, соображая, к кому бы нам пристроиться, чтобы добраться до «Le Cap Horn». Все-таки совершать восхождение на высоту 2200 метров, где размещался этот горный ресторан, даже ради Mega Ville Party, нам как-то не очень хотелось. Согласитесь, горные лыжи и альпинизм – вещи не очень близкие. Однако минут через пять наших сомнений башня вдруг осветилась красным светом.
– Во! – показал пальцем кто-то. – Красные фонари зажгли. Значит, скоро всех нас отсюда снимут.
Данная формулировка показалась мне не очень корректной, и я решила выяснить, что она означает.
– Не парьтесь, девчонки, – хохотнул незнакомый парень. – Правильно стоим. Красный фонарь – символ международный. Главное, как повезет.
Нас повезли в «Le Cap Horn».
* * *
Народу в шале было – весь Куршевель. На столах пенилось шампанское «Mumm», пищали Les huîtres, маслянилась Foie gras, слезились Les fromages, светился милый моему глазу каспийский осетр и розовела северная семга. Я едва успевала крутить головой, так много знакомых лиц обнаружилось вокруг. Кроме тех, с кем мы провели последние вечера и ночи и с которыми я мило раскланялась, было много других, если не знакомых, так известных.
Гордо принимал поздравления с триумфом дочери Григорий Березкин, два недвижимостных монстра – Зорин и Сенаторов, судя по лицам, вынашивали коварные планы обрушения рынка столичных квартир. Я даже подошла поближе в надежде поживиться крайне важной для себя информацией (пачка евро на всякий случай, для разнообразия, чтобы воры не засекли, сегодня покоилась в запертом чемодане, обмотанная скомканными шмотками), но тут к ним подскочила знакомая телеведущая Сашка, увидела меня, обрадовалась и потащила знакомиться с горнолыжным олимпийским чемпионом Жан-Люком. Вроде, если я правильно расслышала, Кретье. Понятно, я тут же выдала свои познания о присядке Шранца и о катапульте, чем несказанно удивила Жан-Люка и озадачила невежественную Сашку.
Среди гостей мелькнул замминистра культуры Амунц, и я тут же навострилась в ту сторону, потому что даже в такой сиятельной компании предпочтительно быть в своем кругу. Вдруг этот Амунц меня заметит, захочет познакомиться, а там, глядишь, предложит место в каком-нибудь солидном журнале. Карьера – дело серьезное, и пускать ее на самотек никак нельзя.
Увы, до замминистра я не добежала, потому что начался показ и толпа резко уплотнилась именно по ходу моего следования. Ладно, решила я, Амунц подождет. Куда он денется с высоты 2200 метров?
Честно говоря, коллекция «MegaPolis» Ирки Крупской и Андрея Мельникова, с которыми я познакомилась на фотосессии в Москве, где они мучили бедную Ольку Семину, переодевая ее то в даму полусвета, то в экзотическое дитя порока, меня очень волновала. |