– Едем по Золотому кольцу, – повторил Жмуркин. – Само собой, не по всему, только по центральным городам. Немецкая сторона в свою очередь организует такую же поездку по Рейну, маршрут «Кольцо Нибелунгов». У нас Золотое кольцо, у них Кольцо Нибелунгов. Соответственно, следующим летом. Если все пройдет гладко, то участники мероприятия получат возможность бесплатного обучения в немецких институтах. Как?

– Нормально.

Если честно, то я не очень понял, кто куда едет, какие кольца, какие Нибелунги… Нибелунги никак не вязались с пыльной улицей, со скучными тучами, нависшими над рекой и не решающимися ее перешагнуть, с мальчишкой лет десяти, он шагал по этой пыльной улице, впряженный в самодельную тележку с велосипедными колесами, в тележке синела большая пластиковая бутылка с водой, мальчишка тащил ее с колонки. А мне печально стало, в последнее время мне печально делается почти по каждому поводу, хотя по возрасту еще рано, и палец еще.

– Нормально… – передразнил Жмуркин. – Это не нормально, это очень крупно повезло! Этой Рокотовой нужно бюст в баторе поставить! И вы все должны сказать спасибо этой красавице из батора! Кстати, надо мне туда заехать сегодня, поговорить…

– А ты сам вообще…

– Инструктор проекта, – объяснил Жмуркин. – Что-то вроде пионервожатого.

Жмуркин замолчал. Он откинулся в пластиковом кресле и смотрел на меня с видом победителя.

– Как?

– Ничего. Только я-то тут при чем? Я на волынке не играю…

– Как при чем?! – Жмуркин уронил пальцем вазочку. – Ты не только при чем, ты, можно сказать, центральная фигура.

– Я?

– Конечно. Ты – почти блогер-тысячник, печатаешься в газете, в твиттере, сайт развиваешь. Кстати, если совсем уж честно…

Жмуркин перешел на доверчивый шепот:

– Быдлески – отличная идея, ты на ютюбе в рейтингах. Конечно, это немного на грани фола, но народу нравится. А сейчас принято к народу прислушиваться.

– Ты же говорил, что это…

Но Жмуркин уже похлопал меня по плечу.

– Ты, друг мой, творческая личность, даже несколько известная за пределами области… А потом ты вроде как столп провинциальный независимой журналистики – а на Западе это ценят. И у нас ценят.

– В каком смысле? – осторожно поинтересовался я.

– В прямом. Такие люди нам нужны. Про вертикальную мобильность слыхал?

– Не…

– Я потом расскажу. Одним словом, ты, Виктор, ценный кадр. И я тебя включил в список.

– В какой?

– В черный, – спокойно ответил Жмуркин.

– Ага.

– Шутка, – успокоил Жмуркин. – В список одаренных и незаменимых. Мы в ваш Департамент образования две недели назад звонили, просили составить список одаренных детей в количестве десяти персон. Они прислали, а тебя там нет почему-то.

– Я недостаточно одаренный, – сказал я.

– У вас в управлении мне так и сообщили. Есть-де такой, Виктор ака Supostat, скандально известный в узких кругах маргиналов, но особо не одаренный, включать его нельзя, ибо он деструктивный элемент, может опорочить высокое звание, запятнать, ну, и все в том же духе. Не оправдать доверие, короче.

Жмуркин сощурился.

– А ты? – спросил я.

– А я им говорю – деструктивный не деструктивный, однако немцы хотят именно его. Потому что он борец за свободу слова, стальной человек, можно сказать, Махатма Ганди. Что тобой заинтересовались международные организации… Знаешь, словосочетание «международные организации» всегда производит мощное воздействие на чиновников небольших городов.