Скомканные, заскорузлые от крови простыни. Углубление в том месте, где лежало мощное тело. Ночник в форме стеклянного гриба в кровавых подтеках. Стакан на ночном столике и что-то там в воде. Главное — ничего не трогать.

— Ни до чего не дотрагиваться! — резко бросил он старику через плечо.

— Не волнуйтесь. Я телевизор смотрю. Нужно подождать, пока снимут отпечатки, да?

— Ну да.

— Его, наверное, убили: крови — как из свиньи… Бедный Лоран…

Марсель наклонился посмотреть, что там в стакане, и его вырвало прямо на ботинки — второй раз за всю его полицейскую карьеру.

— Разве могло быть такое на фронте! — пропищал Анж Каретти, переминаясь от возмущения с ноги на ногу. — Это из-за таких, как вы, мы проиграли войну!

— Сходите за тряпкой, черт возьми! — гаркнул Марсель, выпрямляясь.

Старик исчез, что-то бормоча себе под нос. Марсель включил связь.

Глаз в стакане был голубым, с желтоватыми прожилками.

Прибывший на место предполагаемого преступления капитан Жанно пребывал в весьма скверном расположении духа. Он осмотрел комнату, приговаривая: «Черт бы подрал все это», что служило у него признаком крайнего раздражения. Костелло ни на шаг от него не отставал.

Марсель не произнес ни слова. Он думал, что на этот раз ботинкам каюк. Служебные ботинки, двести пятьдесят монет пара. Удачный денек, что ни говори…

Толстяк лежал на клеенке, как морской слон, выброшенный на берег. Коротышка мечтательно дернул иголку. Это будет его шедевр. Прожужжала жирная муха. Он точным жестом поймал и раздавил ее, с удовольствием лизнул пальцы. Он обожал сладковатый вкус мух.

Масса первобытных народов едят насекомых, витаминов в них прорва. Надо пересмотреть весь наш рацион. В «Дракуле» тот тип, что жрет насекомых, представлен как жалкий сумасшедший. Что за обскурантизм! Этим писателям вечно надо критиковать то, в чем они ничего не смыслят. Как будто все только и ждут, что они скажут. Насекомые-то постарше нас будут, все пережили. Проглотишь одно, и, значит, в тебя вошли миллионы и миллионы лет сил земли. А съесть сочного червяка — это как вдохнуть аромат свежей влажной травы. У тараканов вкус более терпкий, но там больше мяса. А мухи, они крошечные, совсем как шоколадки, которые дают к кофе, например.

Пот капал у него со лба на мертвенно-бледный живот трупа, капли разбегались между влажными вьющимися волосками, поднимавшимися от паха к груди.

От тела шел сладковатый и вместе с тем тошнотворный трупный запах. Коротышка чувствовал его, но он не вызывал у него отвращения. Наоборот. Он был ему хорошо знаком. Родной запах.

Снаружи застучали капли дождя. В комнате резко потемнело. Летний ливень. Сильный. Настоящий потоп в сопровождении потрескивания, где-то далеко громыхало, мелькали яркие всполохи. Ударил гром, и коротышка повернул голову. Столь же внезапно, как хлынул дождь, его охватила паника.

Он бросил иголку, задрожал, со стонами забился под стол и обхватил голову руками; тело его сотрясалось в конвульсиях.

Гроза продолжалась с удвоенной силой. Коротышка, скорчившийся под столом, казалось, разваливался на куски: глаза закрыты, заткнуты руками уши, кривящийся от страха рот, губы, инстинктивно, нечленораздельно и немо выговаривающие слово «мама». Потом столь же быстро гроза стихла. Успокоился и он. Дыхание стало ровнее. Он открыл глаза. Огромные зрачки, как черные бездонные дыры. Кровь капала с недоконченного творения, как из плохо закрытого крана, она скапливалась в красные лужи, и это его раздражало.

Он выпрямился, не сознавая, отчего сидел, скорчившись, под столом.

Даже в беседке было жарко. Липкая, клейкая жара. Марсель был весь в поту.