— Сэр Хью очень этого хотел, — объявил один из старых арендаторов. Жаль, что не дожил он до этого счастливого дня. Старый хозяин был хорошим человеком.

— И новый будет его достойным наследником, — сказал кто-то другой.

— Я сделаю все, чтобы оправдать его доверие, — пообещал Марк. Постараюсь быть хорошим хозяином и добрым соседом. Я здесь совсем недавно, но уже успел полюбить Рейвенскрэг всем сердцем. Приехав сюда, я почувствовал, что вернулся домой.

Они приняли его, с некоторой горечью подумала Дамарис, а меня забыли. Теперь я просто приложение к нему.

Затем она снова танцевала с Марком, но во время танца он казался каким-то отстраненным и озабоченным. Чарующее ощущение волшебства, которое ей довелось испытать в Женеве, ушло безвозвратно. Для него это был лишь очередной танец, который он танцевал по обязанности, так как их брак заключался по необходимости. Дамарис чувствовала, что она лишилась потенциального любовника, но так и не приобрела заботливого защитника, на которого так рассчитывала. И вообще, кто он такой, этот мужчина, с которым ей предстояло связать свою жизнь? Он занял ее место, вскружил ей голову, дав ей взамен бриллиантовое колье и обручальное кольцо. Она вспомнила и о том, что Триэрном он был лишь наполовину, унаследовав многие черты характера, в том числе и южный темперамент, от своей матери, и эта чужая кровь делала его еще более грозным и непредсказуемым. И она вдруг подумала, что ей очень не хватает дедушки, воспоминания о котором жили буквально в каждом уголке этого дома. Он так любил и оберегал ее, как Марку просто не дано.

Гости начали разъезжаться лишь под утро. Хозяева провожали их, и Дамарис стояла рядом с Марком. Последним отбыл тот самый арендатор, выразивший за ужином сожаление о том, что сэр Хью не дожил до этого радостного дня. Это был седовласый почтенный джентльмен, помнивший сэра Хью в дни его молодости, и Дамарис еще ребенком часто бывала у него на ферме. Он задержался дольше других, с ностальгией вспоминая о старых добрых временах, а когда старик наконец уехал, то Дамарис обнаружила, что Марк куда-то исчез. Она направилась к кабинету и остановилась у порога. Просторная комната казалась пустой, но затем она заметила у оконной ниши краешек шали Розиты. Та увлеченно беседовала с кем-то. С кем именно, разобрать было невозможно, ибо собеседника не было видно за портьерой, но говорили они по-испански. Марк? Дамарис поспешно попятилась назад; ведь наверняка они не обрадовались бы ее вторжению. Элена окликнула ее из столовой.

— Дорогая, иди сюда, выпей что-нибудь на ночь. Вечер был таким долгим…

Войдя в столовую, Дамарис застала Элену сидящей в мягком кресле, в то время, как Педро наливал себе виски из бутылки, оставленной на буфете.

Она оглядела когда-то знакомую комнату, и увидела, что и здесь тоже произошли перемены. На месте старого камина был установлен изящный электрический обогреватель, сработанный "под старину", с имитацией "тюдоровской" кирпичной кладки, искусственными "дровами" и иллюзией пламени и тлеющих углей. Ее любимые гобеленовые шторы на окнах сменили бархатные портьеры, и большая часть мебели тоже была заменена на новую. Длинный обеденный стол был все тот же, что и при дедушке, так же, как и старинный дубовый буфет, но вот стулья, хоть и вязались с ними по стилю, но были совершенно новыми, так же как и кресло, в котором нежилась Элена; даже фамильные портреты казались не такими, как прежде, так как их золоченые рамы были почищены и обновлены. Теперь, когда у Дамарис появилась возможность спокойно оглядеться в доме и оценить весь масштаб произошедших здесь перемен, ее снова захлестнула волна яростного возмущения. Она чувствовала себя чужой в собственном доме.

Педро направился к ней через всю комнату, поднимая свой бокал.

— За вас, сеньорита. Видит Бог, я завидую Марко.