Я так поняла, что она от дяди отошла, чтобы он не слышал наш дальнейший разговор. — Димка звонил?
— Не звонил, — вздохнула я расстроено. — Мне кажется, он и не позвонит уже.
— Димка и не позвонит? Отстать, Жень. Объявится. Он тебя специально маринует, чтобы ты вину свою прочувствовала. А ты чувствуешь?
Я с ответом медлила, и Сонька удовлетворённо хмыкнула.
— И правильно. Пусть хоть раз он к тебе на коленях приползёт. А ты его сапогом по наглой роже.
— Соня, каким сапогом? Лето на улице.
— Я бы на твоём месте специально надела. И со шпилькой, чтобы мало не показалось.
— Какая ты кровожадная. В кого только не понятно.
— Почему это непонятно? У меня дедушка хирургом был, забыла?
— А бабушка медсестрой. Добрее надо быть к людям, Соня.
— Ну да, а они на шею потом садятся. Чем ты занимаешься одна?
— Я? — У меня возник соблазн взять и Соньке всё рассказать. Про проблемы с квартирой, про всю эту афёру, а главное, про Глеба, который, в данный момент, за хлебом в магазин отправился. Вот это обстоятельство меня больше всего и смущало. Я расскажу, а подружка завопит, через секунду в унисон с дядей: "Вызывай милицию! Где он сейчас? Далеко от тебя?", а я что скажу? За хлебом пошёл?
Закрыла глаза и соврала подружке, надеясь, что мне не придётся вскоре об этом пожалеть:
— Картину заканчиваю. В блаженной тишине.
— Ну-ну, — хмыкнула Сонька, а на прощание довольно грозно добавила: — И не смей ему звонить! Хоть в этот раз первой не звони!
— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотала я, а когда передо мной, как по волшебству, в воздухе возник шуршащий пакет из соседнего супермаркета, натурально схватилась за сердце. — О Господи!.. Ты что? Я чуть не умерла!
— Испугалась? — довольно радостно рассмеялся Глеб. — С кем болтала? Кому ты повинуешься?
— А тебе всё знать надо!.. — А пихнула его локтем. Он отошёл, конечно, сразу, а мне вдруг жарко так стало, заволновалась неожиданно и быстренько на Мартынова оглянулась через плечо. Он пакет с хлебом оставил на столе, а сам развалился на диване. С хрустом потянулся и зевнул. Наблюдать за ним было очень странно, просто видеть его и то странно, а уж наблюдать, как он потягивается, как у себя дома…
— И что ты с ними делаешь? — спросил он, и я отвлеклась от своих мыслей.
— С кем?
— С картинами.
Я пожала плечами.
— Продаю.
— И покупают?
— Иногда.
— Хороший бизнес?
— Это не бизнес, это искусство.
Глеб недоверчиво усмехнулся.
— Искусства без бизнеса уже давно не бывает, детка.
— Я тебе не детка. А вот чем занимаешь ты, мне интересно?
Он откинул голову назад, чтобы видеть меня и широко улыбнулся.
— Правда, интересно?
Я нахмурилась.
— Почему-то мне не нравится, как ты улыбаешься.
— Что очень и очень странно. Обычно женщины от меня в восторге.
Я фыркнула.
— Так я тебе и поверила.
— А почему нет? Я очень даже милый… бываю иногда.
— Рада за всех твоих женщин. А на вопрос ты мой так и не ответил. Чем занимаетесь, Глеб Степанович?
Он даже сел и уставился на меня с неподдельным любопытством. Я под его взглядом занервничала.
— Что ты смотришь?
Мартынов хмыкнул.
— Не стыдно по чужим сумкам лазить?
Вся краска бросилась мне в лицо, я чуть нож не выронила. |