Правда, и повод у него достойный был. В Москве что-то не ладилось, Калинин переживал, в глазах постоянная тревога, а тут прямо ожил. Снова заговорил о персональной выставке и выжидательно на меня посмотрел, видимо, боясь отказа, но в этот раз я противиться не собиралась. У меня только одно условие было — дать мне возможность отдохнуть.
— Я уезжаю, — сообщила я ему.
— Куда это? — забеспокоился он.
— Какая разница? — Я улыбнулась. — Я еду путешествовать.
— Одна? Что за странная блажь?
— Мне всё равно — странная она или нет. Я уезжаю.
Он задумчиво посмотрел.
— Хочешь, я с тобой поеду?
— Не хочу, Дима. Я отдыхать еду. От тебя в том числе.
Я уехала в октябре, когда осень накрыла город. Ветер обрывал с деревьев последние золотые листья, солнца и тепла было всё меньше, дождь стал не приятным разнообразием, а нудной постоянностью. Дописала последнюю и самую важную свою картину, и после того, как её закончила, поняла, что мне на самом деле стало легче. Легче дышать, думать, жить, и будущее уже не кажется размытым, невзрачным пятном. Мне на самом деле захотелось смены обстановки, новых впечатлений, ярких красок. Кричать захотелось, причём от счастья. Правда, до счастья мне было далеко, это я тоже понимала, но главное, что появилась надежда.
Накануне моего отъезда приехал Димка, чтобы забрать ещё несколько картин, которые собирался отвезти в Москву, долго разглядывал мою последнюю "особенную" работу, а я запретила ему её забирать.
— Почему?
— Я хочу, чтобы она осталась здесь.
— Интересно… А чем тебя так привлекли окна дома напротив?
Я остановилась рядом с ним и тоже стала смотреть на картину. На распахнутое настежь окно, на лёгкую занавеску, которую трепал ветер, на цветы в горшке на подоконнике… Через окно видно большое зеркало в квартире на стене, а в зеркале, если хорошо присмотреться, можно разглядеть силуэт мужчины. Создавалось впечатление, что он притаился за занавеской и за кем-то подглядывает в окно. Я знала, что он там и за кем наблюдает, а Димка… он просто об этом не догадывался, потому что не чувствовал.
— Иногда мне кажется, что на меня смотрят оттуда.
Калинин нахмурился.
— Кто?
— Не знаю.
— А ты в милицию звонила?
Я посмотрела на него.
— Дима… — начала я, но потом вдруг передумала что-либо ему говорить. — Бери картины и иди, мне собираться надо.
— Куда ты едешь?
— В Лондон. А потом в Мадрид. Или в Марсель. Какая разница, Дима? Я еду путешествовать.
— Мне не нравится, что ты едешь одна. Я не уверен…
— Димочка, тебе не должно это нравиться.
Калинин обернулся в дверях и на меня поглядел с улыбкой.
— А вдруг когда ты вернёшься, всё изменится? Я на это надеюсь.
— Сомневаюсь. Что изменится, то есть.
— А я всё равно надеюсь. Пока?
— Пока, Дима.
— Я жду твоего возвращения.
— Лучше готовь выставку, — посоветовала я, и дверь за ним закрыла.
Вернулась в родной город спустя два месяца, уставшая, но довольная собой. Даже не верилось, что столько времени прошло. Я на месте ни дня не сидела, перебиралась из города в город, изматывала себя пешими прогулками и захлёбывалась впечатлениями. В Европе я и раньше бывала, но времени, для того, чтобы увидеть всё, что хотелось, никогда не хватало. А тут меня никто не торопил, не ныл, умоляя заглянуть в ещё один магазин, и не тащил вечером в ресторан. Можно было гулять, пока ноги не начинали гудеть от усталости, часами просиживать с альбом для набросков в каком-нибудь удивительном месте или показавшемся мне удивительным, спокойно сидеть в кафе и не ужинать. |