Я успел даже подумать о подцепленном в Сети вирусе и даже связать вирус с ошалевшей полуночной, вернее, предутренней девицей — и тут вкрадчивый шорох послышался из кухни.
Ни кошек, ни собак. В доме нет даже тараканов.
Смешно признаться, но первое, что пришло в голову: забыл запереть квартиру, и лунатичка, поклонница Князя Солнцестояния или Барона Затмения, пробралась внутрь. Теперь она разыскивает на кухне какую-нибудь жратву. Вид у неё был голодный, найдёт вчерашний сыр, остатки нарезанного батона… а её ведь звали выпить чаю. Зачем отказывалась?
Я пошёл посмотреть. И, кажется, прочесть наставление о незахождении тайком по ночам в квартиры к злым незнакомцам, не желающим играть. Они могут оказаться психопатами и насильниками.
Я так настроился её увидеть, что удивился, когда в тёмной кухне девицы не оказалось. В сумраке ходили какие-то небольшие плавные тени, а из углов шелестело, постукивало, трещало, будто там шла непонятная и неспешная работа. Это было неожиданно и неприятно. Я включил свет.
И шагнул назад.
Из розетки пучком лезли, тянулись тончайшие медные нити, бесконечные, извивающиеся, как черви. Они неторопливо, но удивительно быстро и целеустремлённо, как хваткие щупальца, обвивали простые предметы домашнего обихода, притягивали друг к другу, обматывали, покрывая поблёскивающей тонкой кольчугой… На полу ворочался странный голем; его тулово изображала микроволновая печка, а голову — миксер. Отсутствующие ноги заменял пучок свитых из проволочек медных щупалец, гибких и упругих, как осьминожьи, а на нескольких руках, вместо пальцев, растопырились веера кухонных ножей и вилок.
Зрелище безумное, смешное и ужасное одновременно.
И что тут скажешь? Нет, лунатик тут не девица, а я. Это ведь галлюцинация. Шизофрения, как и было сказано.
Несколько удивляла только кристальная ясность сознания. Казалось, что галлюцинирующие психи должны бы воспринимать собственный бред как-то иначе. Во всяком случае, не определять для себя как бред, а считать, вероятно, куском вывихнутой реальности.
Пингвин в холодильнике, подумал я и еле подавил нервный смешок.
Голем пытался подняться.
Всё вокруг казалось чётким, как в кошмарном сне.
Я ткнул его босой ногой, явственно ожидая, что нога встретит пустоту, пройдёт галлюцинацию насквозь — но ошибся. Гротескная пятерня из острых железяк отмахнулась, полоснув меня по лодыжке несколькими лезвиями. Боли ещё не было, но брызнула кровь — и тут же с воем включился миксер, будто брызги крови привели его в боевое неистовство. Две вращающихся мешалки-звёздочки уставились на меня, следили, как я ретируюсь, пятная кровью линолеум.
Голем поднялся.
— Сволочь! — заорал я на него, хватая табурет. Это выглядело уже серьёзно.
Одно мгновенье я хотел врезать сиденьем по тупой пластиковой башке твари, но тут же понял, что это не удастся. Голем полз ко мне, скребя щупальцами, вытягивая руки-лезвия — рук было слишком много, они были слишком гибкими, ножи были слишком острыми, а моя пострадавшая лодыжка уже болела саднящей болью. Защищаясь табуретом, как щитом, я выскочил в коридор, захлопнул дверь и всунул табурет в ручку. Из комнаты, между тем, доносились неприятные звуки, что-то шелестело и постукивало — какой голем формировался там, мне как-то не захотелось узнать.
Человека не может ранить галлюцинация. Голем — НЕ галлюцинация. Это, видимо, всё-таки взбесившаяся реальность. И защищаться от неё нечем — на моей удобной для работы съёмной хате нет ни оружия, ни чего-нибудь вроде топора или ледоруба.
Я писатель, а не гангстер.
Или у меня настоящая шизофрения, мелькнуло в голове. Я придумал себе порезы, а теперь решаю, как завалить кухонный комбайн хозяйки.
Но руки сдёрнули с вешалки куртку, а ноги нашли кроссовки. Дверь моей комнаты начала открываться в тот момент, когда я сам выскочил из квартиры и запер её на ключ. |