Кэрролл поставил портфель возле секретера, подошел к двери и бесшумно закрыл ее. Фелисия наблюдала за ним с внезапно пробудившимся интересом. Он огляделся вокруг и удовлетворенно кивнул при виде зашторенных окон.

— Как таинственно! — усмехнулась вдова. — Ты собираешься убить меня или поцеловать?

Кэрролл рассмеялся:

— Ты лакомый кусочек, Фелисия, но, если у меня не было на тебя аппетита год назад, он едва ли мог появиться теперь.

Фелисия бросилась на диван.

— Убирайся! Я тебя ненавижу!

— Почему? Потому что тебе понадобилось так много времени, чтобы осознать, как бы прореагировал сеньор посол — твой отец, — если бы авансы, которые ты мне делала, попали в газеты? Ты не ненавидела меня, когда преследовала по всему городу и подстерегала в ресторанах, заставляя Мередита подозревать, что я оскверняю его супружеское ложе. Ты уже забыла страстные billets-doux, которые посылала мне, Фелисия?

— И то, как благородно ты защищал меня, ничего о них не упоминая. — Она плюнула в него. — Убирайся!

— Да, я защищал тебя, — медленно произнес Кэрролл, — но, похоже, больше не смогу этого делать. Я сказал всем — полиции, окружному прокурору, Хелене, Талли, Сэмюэлу Рейфилду, — что большую часть ночи, когда застрелили Мередита, бродил по улицам под дождем. В результате у меня нет алиби на два часа, с двух до четырех, когда, как утверждает полиция, Мередит был убит.

Судя по лицу Фелисии, она начала что-то понимать.

— Но теперь, боюсь, мне придется сказать, что с часу до половины пятого мы с тобой были вдвоем в этой комнате, Фелисия. Что у меня есть алиби в твоем лице и что я держал язык за зубами только потому, что не хотел подставить тебя.

— Ты этого не сделаешь! — хрипло сказала Фелисия.

— Нет, если смогу этого избежать. — Кэрролл пожал плечами. — Прежде всего, потому, что никто, даже Хелена, не поверит, что я провел той ночью три с половиной часа наедине с тобой, умоляя тебя уговорить Мередита не разрушать мою жизнь. А если станет известно, как ты бегала за мной и писала эти любовные послания…

Кожа Фелисии побелела как мел.

— Тогда они придут к худшему из всех возможных выводов относительно той ночи. Мне этого хочется не больше, чем тебе, Фелисия, хотя и по другой причине. Женщина в таком физическом состоянии, в каком находится Хелена, не может быть полностью уверена в своем муже, как бы он ни был ей предан. И такая история… — Кэрролл выпятил подбородок. — Я люблю Хелену, но у меня может не оказаться выбора. Ведь я не литературный герой, Фелисия. Передо мной маячит электрический стул. Это алиби — мой страховой полис. Мертвым я буду бесполезен и для Хелены, и для детей.

— Меня распнут! — крикнула Фелисия Хант. — Я ни за что этого не сделаю!

— Придется.

— Ты не можешь меня заставить!

— Если понадобится, я это сделаю.

Черные глаза сверкали бешеной яростью, но Кэрролл не отступил. Вскоре пламя погасло, и Фелисия отвернулась.

— Что ты от меня хочешь?

— Я отпечатал на машинке заявление. В данный момент ты должна только подписать его. Я привел человека, который заверит твою подпись, — он ждет внизу. Этот человек понятия не имеет, что это за документ. Я запру бумагу в моем сейфе в офисе. Не смотри на меня так, Фелисия. Ты должна понять, что я вынужден защищать себя.

— Зови своего чертова нотариуса! — прошипела она, спрыгнув с дивана.

— Лучше сначала прочитай заявление.