|
На медной табличке имелась надпись, стертая почти до неразличимости — «№ 17»: мне она ничего не говорила. Тяжелый железный молоток был в форме знакомой мне четырехлепестковой розы. Сомнений не оставалось: именно этот дом я и искал! Я поднял молоток и опустил его на дощечку. Гул от удара разнесся, казалось, по всему двору. Я подождал, но ничего не произошло. Ударил снова — с тем же результатом. С возрастающим отчаянием я продолжал колотить в дверь, вспомнив, как матушка подолгу не выпускала молотка из рук. Наконец я услышал — или это мне почудилось — слабый шорох. Глазок как будто бы приоткрылся, но, заглянув в него, я ничего не увидел. Тогда я шагнул вплотную к двери и заговорил, не выбирая слов, которые вырвались у меня сами собой: — Меня зовут Джон Клоудир. Я — сын Мэри. Моя матушка умерла. За душой у меня нет ни пенса. Прошу вас, помогите мне. Последовало молчание, затем покрышка глазка очень медленно вернулась, как мне показалось, на прежнее место. Я ожидал, что дверь откроется, но она оставалась неподвижной. Не знаю, как долго я простоял в ожидании — думаю, очень долго, — прежде чем уяснил, что дверь и не собираются открывать. Впадая в полубредовое состояние, я не вполне отчетливо воспринимал происходящее. Помню, что бурно негодовал на такое пренебрежение к себе — иного слова у меня и не находилось. Нарушив последнюю волю матушки, я был готов столкнуться с подозрительностью, обидой, оскорблениями, открытием новых ужасных тайн, с опасностью для жизни, наконец, но полного равнодушия я никак не ожидал. У меня было чувство, что мистер Эскрит — а это он, как я полагал, стоял за дверью, просто не имел права не пускать меня в дом, которым наше семейство владело столь долго. Помню, что молотил по двери, пока не изранил кулак. Наверное, и кричал — хотя понятия не имею, что именно, а потом, прижавшись всей тяжестью к двери, плакал до тех пор, пока не обессилел, не соскользнул на верхнюю ступеньку крыльца и не прижался к двери затылком. Повалил густой снег: снежинки усеивали мне волосы, падали на курточку. Воображение у меня разыгралось: я усматривал поразительно уместное совпадение в том, что должен дожидаться смертного часа у двери дома, куда Господь явился навлечь на дедушку столь суровую кару, и набросил тем самым Свою тень на жизни отца, матушки, а следственно, и мою. Линия Хаффамов, решил я, прекратится здесь. Замысел получит завершение. Глава 69 Мне уже не узнать, сколько минут или часов просидел я, скорчившись, среди кружившего белого марева, бесчувственный к холоду, забыв об изнеможении, с единственным желанием уснуть, чтобы больше не просыпаться, но постепенно я начал ощущать, что за мной наблюдают. Передо мной стоял мальчишка примерно моих лет, глядевший на меня с любопытством и как будто с участием. — Ты, похоже, совсем выдохся, — проговорил он. У меня не нашлось сил даже кивнуть в ответ. — Есть хочешь? Он шагнул ближе и вынул из кармана булочку за пенни. Я не шевельнулся, и он поднес ее мне к самому носу, чтобы я почуял дразнящий запах свежеиспеченного хлеба. Я безотчетно протянул к булочке руку и жадно запихал ее себе в рот — сухой и воспаленный настолько, что жевать и глотать было непросто. — Ну и ну, — прокомментировал мальчишка, — здорово же ты проголодался! И, поди, не впервой уже тут ночуешь? Я молча кивнул: говорить было слишком трудно. |
