Зажигалку я увидел сразу же. Она валялась на полу кабины, выпав из кармана джинсов моего Водилы, впопыхах брошенных на сиденье. Там же, на полу, валялись рассыпаные сигареты и какая то медная денежная мелочь.

Я прихватил зажигалку зубами, снова выполз из ходуном ходившей кабины, но уже не спрыгнул вниз, а наоборот, вскарабкался на крышу кабины. А уже оттуда пробраться в запретный фургон было для меня делом плевым.

Внутри фургона, в кромешной темноте, стараясь не вдыхать запахи идущие от «той» пачки фанеры, я проскакал по остальным упаковкам к самому заднему борту. Там я обнаружил провонявшую соляркой и перегоревшим машинным маслом грязную коробку с ветошью и зарыл туда золотую зажигалочку от самого «Картье» стоимостью в пять с половиной тысяч долларов. А это не хвост собачий! Это пятьсот пятьдесят Манькиных шоферов-дальнорейсовиков!..

Если считать каждого по червонцу. Потому что, кроме моего Водилы, вряд ли найдется еще кто-то, кто станет добровольно доплачивать к Манькиной таксе пять долларов за нестандартность собственных размеров.

А мой Водила пусть пока думает, что он потерял зажигалку. Зато, когда через месяц мы будем возвращаться в Петербург к Шуре Плоткину, я преподнесу эту зажигалку своему Водиле «в самом лучшем виде», как сказал бы Шура.

Вылез я из фургона и уже с легким сердцем побежал к «мерседесу» рассказать все Дженни. Однако, серебристый «мерседес» сухо и неприветливо встретил меня наглухо поднятыми стеклами дверей и намертво задраенным верхним люком.

Дженни в машине и след простыл.

* * *

Мне ничего не оставалось делать, как вернуться к своему грузовику.

Маньки-Дианы не было. Видимо, у нее кончился перерыв в судомойке, и она умчалась готовить посуду к обеду шестисот пассажиров.

Водила ползал по кабине, поднимал на полу коврик, заглядывал под сиденья. Увидел меня и огорченно сказал:

— Вот, Кыся… Зажигалочка-то твоя- тю-тю! Видать, мало ей, сучке, пятнадцати долларов показалось, этой Диане задроченной, так она еще и зажигалочку нашу скоммуниздила…

Неожиданно мне стало вдруг очень жалко эту дуреху Маньку! Мало того, что она все еще радуется десяти долларам, в то время как валютные потаскухи уже давно перешли на стодолларовую оплату, а гостиничные проститутки — Шура как-то говорил — меньше, чем за полтораста и разговаривать не начинают, так ее, беднягу, еще и в воровстве, которого она не совершала, обвинили…

Не дай Бог, думаю, сейчас мой Водила пойдет в ресторанную судомойку, разыщет Маньку-Диану и начнет права качать! Кто там будет разбираться брала, не брала?! Вышибут с хлебного места в два счета. Как тех теток из «Астории»…

А так как интрига с зажигалкой от начала до конца — моих лап дело, то я просто обязан встать на защиту Маньки!

Но, как?! Единственный способ — это попытаться немедленно установить с Водилой хотя бы намек на телепатическую связь «по доктору Ричарду Шелдрейсу». Правда, в своей теории английский биолог считал, что Начало Установления Контакта обязательно должно идти от Человека, как от существа более высоко организованного в своем развитии. Как в моем случае с Шурой Плоткиным.

С Водилой же, при всех моих симпатиях к нему, об этом не могло быть и речи. Здесь, конечно, я должен был взять на себя основную нагрузку по Установке Контакта, и осторожно, бережно относясь к психике моего реципиента-Водилы, попытаться подключить его к своему собственному мышлению. Я впрыгнул в кабину, уселся напротив Водилы, уставился ему глаза в глаза, собрался с силами, сосредоточился чуть ли не до обморочного состояния, и отчетливо, мысленно произнес: «ВОДИЛА! СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА… СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО… СТАРАЙСЯ МЕНЯ ПОНЯТЬ.