– К разумной, вменяемой осторожности, – пояснил Гаммер.

Мы заглянули в «Брусничку» за пирожками. Обливаясь вишнёвым конфитюром, поднялись до парка Теодора Кроне. В редкий для июня по-настоящему солнечный день я полезла в заросли сфотографировать цветущий шиповник. Гаммер посмеивался надо мной и ворчал, когда я просила его позировать в кустах, а под конец мы выбрались к проспекту Мира, и я сказала:

– Знаешь, мне проспект Мира напоминает наше расследование.

– Тем, что… – Гаммер явно хотел пошутить, однако не придумал ничего забавного и просто спросил: – Чем?

– Ну смотри. Он тут начинается и вот ни капельки на проспект не похож! Обычная улочка. Ни бордюров, ни тротуара, ни разметки. Повсюду дачные домики, кусты, деревья. Тут тихо и дышится хорошо. А если пойти дальше, – я махнула рукой в сторону центра, – дома будут становиться выше, появятся кирпичные заборы, потом и бордюр появится, слева вырастет стеклянная громадина жилого комплекса, дорога перемахнёт через ручей, и пойдут магазины, перекрёстки. К Сержанта Мишина появится дорожная разметка, у Воздушной появится городская брусчатка. Ближе к Поплавку она закончится, но сам проспект расширится и пойдёт через центр Калининграда к собору Христа Спасителя! Понимаешь?

– Понимаю, что ты неплохо ориентируешься в городе! – хохотнул Гаммер.

– Да нет же! Ну правда! Ведь наше расследование тоже начиналось обычным просёлком. Мы ходили в библиотеку и беззаботно читали книжки. Затем всё стало более серьёзным – мы полезли в книгохранение, вломились в дом маячника, и расследование превратилось в городскую дорогу. А теперь мы летим в Болгарию, где оно станет полноценным проспектом! И вроде мы идём в одном направлении, никуда не сворачиваем, но вокруг всё так стремительно меняется, и мне интересно, куда нас выведет, каким будет наш собор Христа Спасителя!

– Звучит… странно, но я тебя понял.

– А ещё наше расследование напоминает мне Куршскую косу! Точно! Для нас всё завертелось с разрозненных зацепок. Мы постепенно складывали из них логические цепочки, будто перекидывали мостики от одной зацепки к другой. У нас получился крепкий мост, и по нему можно перейти прямиком от открытки «я таджика» к сокровищам Смирнова! С косой было так же! Над поверхностью воды поднимались с виду никак не связанные островки. С берега никто бы не разглядел, что в действительности это – вершины одной холмистой гряды, которую затопило ледниковыми водами. И вот в ложбинках между островками из века в век собирался песок, копились камни, обломки пород и… не знаю, что там ещё, но ложбинки заполнились, и островки соединились в одну длинную Куршскую косу!

– Ну…

– Всё как с нашим расследованием! И раньше косу затапливало, в ней вскрывались проливы. Они – как наши сомнения. Мы упирались в тупики, подозревали, что вообще всё сами придумали и никакого лабиринта не существует. Мне и сейчас иногда кажется, что однажды наши мостики рассыплются, мы упадём в воду и поймём, что перебраться на противоположный берег нереально, потому что никакого берега никогда и не было. И опять получается аналогия с косой! Она в любой момент может развалиться на несколько крупных островков! Ну ладно, не в любой момент, но в будущем может. Из-за движения дюн, из-за штормов и всего такого. Ух! Как тебе?

– Ну… я понял. Движение дюн, разрозненные острова, ледниковые воды…

– И наше расследование началось в условном Зеленоградске на двадцать тысяч жителей, а приведёт в условную Клайпеду, где людей в десять раз больше!

– Ты ведь знаешь, что пешком от Зеленоградска до Клайпеды не пройти?

– Да-да, знаю.