Хьюитт снова повернулся к странному юноше.

— Ну, что ты нам сыграешь? — четко и членораздельно спросил он.

— … Нам сыграешь? — эхом откликнулся юнец.

Он ненадолго отвлекся от своей тарелки, на которой бесцельно укладывал то нож поверх вилки, то вилку поверх ножа, но вскоре вернулся к своему бессмысленному занятию.

— Он может сыграть все, — злобно ответил за него старший товарищ.

— Все?!

— Да, все. Ему довольно лишь один раз услышать мелодию, — последовал ответ.

Это заявление вызвало в таверне возмущенный шепот, но Ньюберри решительно пресек язвительные нападки. Он приблизился, оценивающе оглядел беспорядок и грязь на столе и обратился к старшему из незнакомцев.

— Ты согласен подвергнуть юношу испытанию? — поинтересовался он.

— А почему бы нет? — злобно бросил его старший брат. — Все, что угодно!

Внушительное сложение Ньюберри и его природная уравновешенность всегда помогали ему в зачатке гасить ссоры, пусть изредка, но вспыхивающие в его таверне. Он по праву гордился тем, что трапезы под крышей его заведения еще ни разу не были омрачены кровопролитием, и вовсе не собирался позволить кому бы то ни было нарушить эту традицию. Повар был величайшим специалистом по примирению враждующих. Он прикинул, что пареньку на вид не меньше шестнадцати лет, но ум у него явно младенческий. Видимо, его родственник швыряется столь дикими утверждениями в надежде хоть как-то защитить несчастного от язвительных насмешек. Ньюберри надеялся, что темноволосый строптивец сам возьмет назад свои слова, чтобы не подвергать юношу заведомому унижению. Но тот, похоже, вовсе не собирался отступать. Повар искренне жалел паренька, прекрасно зная, что многие из посетителей его заведения далеко не милосердны, однако считал делом чести настоять на своем.

Он встал лицом к лицу с незнакомцем, всем видом своим заявляя, что и он отступать не намерен. Оба ступили на весьма зыбкую почву и прекрасно это понимали.

— Вы считаете меня лжецом?

В голосе незнакомца звучала плохо скрытая угроза, но руки его слегка дрожали.

— Вовсе нет, — ответил Ньюберри. — Однако хочет ли ваш братишка играть?

— Он всегда хочет играть…

— А сам он разве не может ответить? — перебил его повар.

Некоторое время оба молчали. Потом Ньюберри присел подле мальчика на корточки, так что лица их оказались вровень. Вблизи светлые глаза паренька казались еще более странными: бессмысленные, пустые — и одновременно пристально глядящие. Даже цвета они были необыкновенного — какие-то бледно-лиловые…

— Ты сыграешь нам на лютне? — спросил повар.

Юноша сосредоточился и долго думал, прежде чем ответить. Он перевел взгляд с Ньюберри на лютню, потом снова посмотрел на повара.

— Сыграешь. Да, — пробормотал он и даже не кивнул, а как-то странно дернул головой, словно мышцы шеи ему не вполне повиновались.

«Как же, сыграешь», — удрученно подумал Ньюберри. Он тяжело поднялся и взглянул сперва на темноволосого незнакомца, а потом на Хьюитта.

— Ну, так что он нам сыграет? Какую-нибудь старинную песню?

— Нет! Давай что-нибудь свеженькое! — выкрикнул кто-то. — Раз уж ему довольно один раз услышать…

Все одобрительно зашумели.

— Как насчет твоей новой песни, Хьюитт? — подзадоривал музыканта один из его товарищей. — Ну, той, над которой ты трудишься уже не первый месяц и все никак не позволишь нам тебе подыграть?

— Но… — неуверенно начал Хьюитт, глядя на Ньюберри и отчаянно жалея, что ввязался в спор.