ВАССА

– Ты готова? – спросил Ядун.

Готова ли к пустоте вечной, к холоду, до костей пронимающему? К камню, в душу въевшемуся, к надежде задохнувшейся? Можно ли к этому готовой быть?

– Правду говори! – настаивал Ядун. – Второй ошибки Триглав не простит…

Триглав ему не простит, а простит ли мне Эрик? Поймет ли, почему решилась на такое, когда он уже совсем близко был… Поймет ли любовь мою? Любовь и страх за него… Любовь он, верно, и не забыл еще, а вот о страхе, совсем недавно пришедшем, вряд ли ведает…

Случилось это в заброшенной избе, где хлопотал над нами маленький косматый Голбечник. Почему его изба мне других больше глянулась, хоть стояла на отшибе? Почему именно в ней заночевать надумала? Верно, потому, что Ядун мимо идти уговаривал, все про печище, недалече лежащее, вещал…

Мне идти никуда не хотелось, особенно в те дни, когда почуяла – не увидеть мне больше родимых земель, не поклониться речке‑матушке, не вскинуть глаза на стены высокие Новоградские… Хотелось в каждой избе, где приют давали, остаться навеки – плакать и долю свою клясть. А едва задерживались – еще хуже делалось… Мучили полные безделья дни да бессонные, в сомнениях и надеждах тайных ночи.

Ядун меня не подгонял – ждал терпеливо, точно паук мушку, что уже в сеть попала. Чуял – близится день, когда сломается моя вера, завою истошно, умоляя унести подальше от опостылевшей нежити.

– Не устала ли? – заботливо спрашивал, замечая меня за малой работой и тут же виноватил хозяев: – Заморили гостью… Негоже так!

Незнати смущались, точно люди, кланялись, работу у меня отбирали – оставляли нежиться, сохнуть от тоски‑безделья.

Верно, совсем немного ждать Ядуну оставалось, да как‑то ночью удалось мне заснуть крепко, сладко, как спалось в Новом Городе рядом с Эриком. Даже жаркое дыхание у шеи чувствовала и крепкие руки, над черной бездной держащие, упасть не позволяющие…

– Эрик? – спросила, себе не веря.

– Ва‑а‑с‑са‑а! – едва расслышала слабый женский крик.

От обиды и разочарования закачалась над пропастью, почуяла снизу ледяную пустоту. Испугавшись, отдернулась, да поздно – потянуло меня вниз, повлекло…

– Васса! Держись!

Голос знакомый подхватил уже на самом краю, вынес из зыбкой мути на ясную, залитую солнцем поляну, бережно опустил среди трав душистых и мягких. Я оглянулась, ища спасительницу, и обомлела, увидев ясные карие глаза.

– Держись! Эрик помирился с волхом. Они помогут тебе! Дождись их, – говорила Беляна.

– Где ты?! Где они? Как меня сыщут? – Я кричала изо всех сил, срывая голос, но она не слышала, качала головой и все повторяла:

– Не сдавайся! Они спасут тебя. Эрик помирился с волхом… – Сперва плакать хотелось от глухоты ее, а потом хорошо стало от того, что была она рядом, что могла я глядеть в ее ласковые глаза, слышать бархатный голос…

Так и сидела – размазывала по щекам светлые слезы и слушала, но вдруг потемнело все, затянулось туманной моросью. Налетел ошалелый Позвизд, взлохматил ветряную бороду, оплел ею Беляну, поволок прочь, кружа, словно осенний лист, – лишь слова ее последние успела расслышать:

– Жди‑и‑и!

Костлявые руки схватили меня, затрясли… Я распахнула глаза, поморщилась от наступившей темноты. Слабый свет лучины выхватил тощее лицо Ядуна, заботливо склонившегося над моей кроватью.

– Зачем?! – почти простонала, досадуя, что прервал он светлый сон.