— Тьфу-ты, типун тебе на язык. Добавь хоть пару резан.

      — Леший тебе добавит. Еще что-нибудь есть?

      — Вот, пряслице…

      — На шею себе надень вместо ярма! Мне-то оно на что сдалось? Кому я его продам-то? Ладно, подвески, но прясло? Что, больше совсем схитить нечего?

      — Так весна ж, батько. Народу мало, а тот, что есть, пасется, ставни да воротца накрепко запирает.

      — А ты б хотел, чтоб незапертыми оставляли? — Корчемщик засмеялся. Потом резко оборвал смех: — Знаешь такого парня — Овчара? Подумай… Две ногаты за все: за подвески, кольцо и пряслице.

      — Да побойся… ладно, давай… Послышался звон.

      — А Овчара сыщу, ежели надоть. Чего с ним сделать-то?

      — После скажу, как сыщешь.

      Смолкло все. Торопливые шаги заскрипели по снегу к воротам. Хлопнула дверь.

      — Ага, Ермил Кобыла, — выходя из уборной, тихо прошептал Борич. — Значит, не брезгуешь краденым? Хорошо. — Он тихонько засмеялся и, осторожно пройдя по скользкой дорожке, заскрипел широкими ступеньками крыльца. Полускрытый тучами месяц все так же висел в темном ночном небе и, казалось, насмешливо щурился.

      

      Утром Конхобар Ирландец встал рано, еще до восхода. Покричал слугу, потребовал бражки. Тот ломанулся в погреб, да перепутал спросонья, притащил вместо бражки квас. Тоже, конечно, хмельной, но не такой, как бражка. Жаль, вина не было — вино-то Конхобар еще в прошлый месяц все выпил, теперь уж до самого лета без вина, до появления первых гостей заморских. Ну и ладно. Бражка-то ягодная ничуть ведь вина не хуже! Лучше даже — забористей. Совсем одичал с тоски Конхобар Ирландец, скучно ему было… впрочем, не так скучно, как одиноко, вот и гнал от себя нехорошие мысли, топил тоску в вине да браге. Вроде ведь всего в жизни добился, раньше и не мечтал о таком. И все же — одиноко. Скучно. Так ведь и не заснул больше, промаялся до утра — на пару с хмельным квасом. Едва забрезжило, накинув на плечи плащ, вышел на крыльцо, оперся, пошатываясь, на резные перильца. Теплый ветер швырнул в лицо мелкую дождевую пыль, Ирландец с наслаждением вдохнул пропитанный влагой воздух.

      — По здрову ли спалось, господине? — поднялся по ступенькам Найден. В чистом кафтанце, весь такой опрятный, причесанный. Конхобару даже стыдно стало своего внешнего вида — туника грязная, борода топорщится дыбом, волосы — патлы.

      — Не велеть ли баньку истопить? — улыбнулся, глядя на него, парень. Словно ведь мысли читал, стервец!

      Хотел было Ирландец послать его вместе с банькой куда подальше, а потом вдруг посмотрел вдаль, на синий лес, на затянутое разноцветными — бурыми, розовато-желтыми и даже синими — облаками небо, усмехнулся, закашлялся.

      — Скажи, — кивнул. — Пускай топят. Забегали, засуетились по двору слуги. Натаскали в баньку дровишек, затопили — черный духовитый дым повалил через щели.

      Найден одобрительно смотрел на все это с крыльца: вот, ладно-то! И самому бы помыться неплохо, чай, после хозяина жар останется.

      После бани, распаренный и красный, Ирландец уселся за стол. Рука его, уже более не дрожащая, сама собой потянулась к кувшину… Так ведь и не успел дотянуться! Вошел управитель Найден с докладом:

      — Человек к тебе, господине.