Как ни удивительно, а толпы уже у дверей штаба нет. Подумал было плохое — ан и кучи трупов не вижу. Ну-ка. Ну-ка.

На втором этаже тот же шум. Докладываю, что обеспечен порядок при раздаче на кухнях, разжились посудой — в целом ситуацию контролируем. Но надо разворачивать медпункт. Для чего нет ни имущества, ни сил. Палатки — к использованию непригодны и некомплектны.

— Знаю, — отвечает мешковато одетый командир.

— Тогда что будем делать?

— Сейчас к вам в усиление направлена прибывшая охотничья команда — и сотрудники МЧС с кое-каким имуществом. Вот тут, — показывает пальцем на вручную нарисованную схему завода, — разворачиваете медпункт. Здесь, недалеко от вас, будем разворачивать пункт по принципу развертывания кадрированных частей — с переодеванием. Учетом и сортировкой заниматься будем там же. Вы сейчас постарайтесь выявить среди освобожденных тех, кто может нам быть полезным в дальнейшем.

— Ясно.

Возвращаемся к кухням. Вспоминаю еще одну проблему. Препод по хирургии рассказывал, что их медсанбат разжился где-то полным и новехоньким комплектом указателей и табличек «Hospital». Трофейным, вестимо.

Роскошный, чуть ли не на эмали, развесишь на деревьях и перекрестках, и нет проблем у тех, кто раненых везет. Даже ночью видно.

Свои знали, что это медсанбат форсит, ну и медсанбатским приятно, что их уже даже стали госпиталем кликать из-за табличек. Разница-то между медсанбатом и госпиталем, как у лейтенанта с полковником.

Уже наши наступали почти постоянно, и таблички были очень полезны. Однажды поздно вечером, только медики дух перевели, въезжает десяток грузовиков и с ходу из них начинают раненых таскать. Ну, все, капут, всю ночь корячиться.

Только собрались идти — глядь: что-то не то. Немцы это. И грузовики, и раненые, и водилы, и санитары — все немецкое. А это хреново, так как в медсанбате самое большое два десятка вооруженных мужиков. Резню могут устроить запросто.

Немцы между тем выгружают и в ус не дуют — таблички-то свои, палатки брезентовые, людишки в белом — ну здорово все, не ошиблись.

Наши стоят столбами, тут и фрицы замедлились. Гоголь, короче говоря. Ревизор, последняя сцена. Сейчас аплодисменты начнутся.

Тут на одного докторишку и снизошел святый дух. Напрягся он и почти по-немецки выдал: «Варум стоп арбайт? Арбайт вайтер, алле ферлетцтен траген нэхсте цум хирургише блок. Шнелль!»

Так хорошо, по-командному, получилось. Немцы таскать. Наши встрепенулись. Дальше почти рождественская история: фрицы «ваффен хинлеген», ну а наши прокорячились с их ранеными. Оказали помощь в полном объеме.

Препода эта ситуация особо поразила, что такого гуманизьма никто не ожидал на третьем-то году войны. Не принято было так, особенно у немцев. А это я к чему? А к тому, что указатели нужны. Притом что «печатни» с толковыми работниками тут нет. Краски тоже.

Появившихся наконец Сашу и Сергея видеть очень радостно. Значит, наши прибыли.

— Похоже, что вы и впрямь поближе к кухне, — улыбается Серега.

— Даже к двум, — добавляет Саша.

Публика, стоящая в очереди к кухне, и повар настораживаются.

— Вы нас покидаете? Уходите? — с тревогой спрашивает худая женщина, держащая в грязных руках какую-то пластиковую коробочку — тут их используют вместо тарелок.

— Нет. Будем разворачивать медпункт. Вон там.

— А может быть, лучше прямо тут? — спрашивает повар.

— Тут места мало.

— Жаль, с вами спокойнее как-то.

— А мы поглядывать за вами будем, — успокаивает его Сергей.