Я подозревал, впрочем, что они по работе заняты тем же, что и я – генерируют энтропию. Мне самому вопросы материи и духа были ясны настолько, что я мог при необходимости прочистить загаженные юные мозги – это, кстати, и произошло, когда Артур привел на нашу последнюю встречу сестру Агату, приехавшую в Москву из Гоа, чтобы поднять финансирование на следующие полгода у моря.

Агата оказалась настоящей красавицей – и была при этом похожа на брата. Артур со смехом рассказал, что его назвали в честь писателя Конан-Дойля, а ее – в честь Агаты Кристи.

Если бы я увидел Агату на год раньше, я бы, наверно, развлекся, мысленно перевоплощая ее в другого Артура – совсем еще юного, свежего и переодетого в женское платье (подобная медитация позволяет отжать небольшой эротический контент, все-таки содержащийся в женщине – у нас его называют рыбий жир). Но теперь…

Меня волновали не Артур с Агатой – а доска стола, за которым мы сидели. Она была залита прозрачным лаком, и тонкий древесный узор казался мне бесстыднейшей из порнографий, которую, к счастью, в самых нескромных местах закрывали пепельницы, тарелки и стаканы.

Агата, как и все чиксы в этом возрасте, была высокодуховным существом (и мезозойским рыбьим мозгом осознавала, конечно, что это сильно поднимает ее капитализацию).

– Мысль непредсказуема, – говорила она, потряхивая бусами и брелками с профилем какого-то бхагавана. – Никто не знает, что такое сознание.

Почему-то все они любят «Байлиз» со льдом. Наверно, там есть вещества, в которых нуждается молодой женский организм, готовящийся к продолжению рода.

– Я знаю, – ответил я. – И сейчас объясню. Вот простейшее рассуждение, которое ты, милое дитя, сможешь повторить сама, когда уедешь в свое Гоа и дяди не будет рядом… Итак…

Дальше я загнул по очереди три пальца.

– Мысли – это эхо электрических разрядов в нейронных цепях мозга. Сперва происходит разряд, а потом появляется мысль. То, что мы осознаем ее с задержкой – доказанный научный факт. Это раз. Электрические разряды, как и все другие материальные эффекты, зависят только от начальных условий и физических законов. Это два. Значит, наше мышление – это такой же материальный, предопределенный и предсказуемый процесс, как движение бильярдных шаров по сукну или бег планет вокруг солнца. Это три…

Бедная девочка так и не нашлась, что ответить.

Надо сказать, я ни разу не встречал убедительного возражения на этот силлогизм. И действительно – как возразить? Говорят, что сегодня физики как-то подверстывают к делу свою квантовую неопределенность – но это пока просто болтовня. Если Бог играет в кости, то Он знает, что у Него выпадет, даже когда Он этого не знает. Думаю, со временем Ватикан это разъяснит.

Я всегда верил в простой причинно-следственный мир – и меня завораживала подразумеваемая им картина. Выходило, что курс доллара к юаню и цена на нефть, скажем, через три года, два месяца и четыре дня уже в сущности определены – и неизвестны никому лишь потому, что в любой человеческой модели невозможно учесть все переменные.

Пятнадцать миллиардов лет назад вселенная начинала расширяться, и уже тогда все мои желания и интенции – даже такие тривиальные, как желание почистить зубы или сходить в туалет, – были полностью предопределены. Точно так же заранее заданы взлеты и падения бизнесов, траектории стран и судьбы народов.

Это может показаться неправдоподобным, если вы, к примеру, содержите в Москве небольшой ресторан. Или работаете совестью нации. Или, что бывает особенно часто, совмещаете оба занятия. Тогда из-за постоянных профессиональных коллизий вам кажется, что и материальная, и духовная реальность меняются абсолютно непредсказуемо и хаотично.