– Но обо мне теперь будут говорить, что я напал на невинных людей, с большой дружиной, ночью! И правда – напал! А ты смотрела и потешалась!

– Ты сам должен был думать! Ведь твоя мать предупреждала, что у тебя сейчас неудачное время!

– У меня уже лет пять неудачное время!

– Ну да! Фрия Эрхина прокляла тебя, и еще скажи спасибо, что это так мало сказывается! Ты же знал, что сейчас у тебя – время руны Града, а все равно куда-то лезешь и лезешь!

– И ты туда же, Дагда-меальт ит Фид! И они еще хотят, чтобы я женился! – Торвард огляделся, будто искал свидетелей такой редкостной глупости, но хирдманы, несмотря на их громкий и жаркий спор, все так же спали, и даже белка деловито продолжала свой грабеж, понимая, что им не до нее. – Как будто мне вас двоих мало, тебя и матери! Будет еще третья, так я сам на меч брошусь!

– На что ты злишься?

– Ни на что, лиуг лам ит Уайм!

– Я-то вовсе не хочу, чтобы ты женился! Я уже сколько лет тебе говорю: конунг и истинный герой должен быть цельным, должен думать только о своей славе и только к ней стремиться, а не разбрасываться по мелочам и не бегать за девками! А ты что делаешь? Фрия Эрхина прокляла тебя! Но разве ты унялся? И тебе еще мало благородных женщин, ты и рабынями не брезгуешь! И рыбачками! Что ты смеешься? Я знаю, знаю, с кем ты гуляешь по кустам! Достойное занятие для потомка Торгъерда Принесенного Морем!

Торвард и правда усмехнулся, хотя усмешка эта весьма отдавала горечью.

– Надо же! – отрывисто смеясь, он с неким смущением потер шрам на щеке и снова глянул на Регинлейв. – А я и не знал, что ты имеешь привычку разглядывать кусты. Не совсем это пристало обитателям Валхаллы, не находишь?

Смущали и смешили его вовсе не эти упреки, а только ревность валькирии, которая на самом деле «не совсем пристала обитателям Валхаллы». Всякая ревность выглядела в его глазах достаточно глупой, но чтобы валькирия, прекрасная Дева Гроз, ревновала к дочке рыбака Хумре и с небесных высот тянула шею, вглядываясь в кусты Аскефьорда – это просто дико! Этот смех даже немного облегчил ему душу, отогнал досаду из-за дурацкой ненужной битвы на Остром мысу и из-за напоминания о проклятье Эрхины, к которому он относился очень болезненно.

– Ну, если я ни на одну глядеть не буду, откуда же мне наследника брать? – снисходительно продолжал Торвард, и его досада на Регинлейв, после того как она повела себя так глупо, почти прошла. Бывало, что стремление к славе как к единственной цели провозглашал в гриднице Аскегорда он сам, а ему хором отвечали: «А где ты возьмешь наследников?»

– Эти девки тебе наследника не дадут! Их сыновья не могут быть твоими наследниками! Тому, кто был бы доблестен до конца, родила бы сына я сама, как я родила его для Торгъерда! – с гордостью заявила валькирия.

Торвард промолчал. Конечно, Хейле, Альве и Хеде, с которыми он водился в Аскефьорде, до прекрасной Регинлейв очень далеко, но зато они всегда под рукой, всегда в восторге от него и их можно обнимать не через кольчугу…

Поглядев ему в глаза и легко прочитав эти мысли, Регинлейв оскорбленно отвернулась. Нет, год за годом он все меньше и меньше оправдывал ее надежду найти в нем нового Торгъерда. Когда-то, лет десять назад, юный Торвард сам был в безумном восторге от Регинлейв и соглашался, что истинному герою, которым он твердо намеревался стать, не нужно в жизни ничего, кроме славы, и никого, кроме валькирии. Но чем больше он взрослел, тем больше других забот и стремлений у него появлялось. В первый раз они поссорились всерьез вовсе не из-за «девок», а из-за его отказа идти в поход на остров Придайни, который тогда, при смене местных владык, можно было пограбить.