– А теперь?

– Теперь это, по всей видимости, остров. В Большом атласе есть хорошая карта Азорского архипелага. Я отыскал на ней крохотный островок Гвидо. Это между Фаялом и Гарсиозой.

– Потрясающе, старик! Неужели он до сих пор там?

– Он?

– Ну да! Грааль… Это невероятно! Кому принадлежат сейчас Азорские острова? Португалии?

– Точно.

– Тогда мертвое дело. Никакой комплексной международной археологической экспедиции не получится.

– Ишь ты куда хватил!

– А что ты думаешь? Не будь там фашистского режима…

– Не надо заниматься химерами. Это уже не наша забота.

– Значит, ты доложишь обо всем? – Березовский ткнул палец в потолок.

– Конечно. Ты должен помочь мне составить докладную. Чтоб по научной части все было грамотно.

– Надо указать, что это дело первостатейной важности. Кто знает, может, от него зависит весь дальнейший ход научного прогресса! Это же…

– Вот ты и изложи коротенько про Грааль… Только так, чтоб это поменьше смахивало на сказку. Понял? Сделай посуше.

– Выходит, дело в архив не сдается? Следствие продолжается?

– Там посмотрим… А пока давай-ка наведем справку об этом острове. Начальство любит, когда все лежит на столе готовенькое. Начальству некогда рыться в справочниках.

– Надо выписать из Ленинской лоцию Атлантики.

– У меня есть. Я, слава Богу, Атлантику вдоль и поперек избороздил.

– Ну да, ты же штурман…

– Бывший.

– И на Азорские заходили?

– Нет. Чего не было – того не было.

– Неважно.

– И я так думаю.

– У меня такое впечатление, что нам только кажется, будто мы многое знаем, – заявил вдруг Березовский. – На самом деле мы не знаем почти ничего.

– Как так? – удивился Люсин.

– Это же история. Вот лежат перед нами всякие древние вещицы, а что мы знаем о них? О каждой можно было бы написать роман. Нам известно лишь грубо утилитарное назначение, да и то недостоверно. Из сотен свойств мы знаем лишь одно, возможно, случайное. И можем только гадать о всем многообразии связей. Прошел тайфун, а мы видим лишь тающий туман на стекле. Но даже его не осталось на вещах, вокруг которых гремели грозы людских страстей, бушевали такие тайфуны. Нет, мы ничего не знаем, старик, ровно ничего. Можем лишь только догадываться. Что дает нам наша реконструкция, наша, с позволения сказать, схема? Монсегюр – папский легат – Флоренция – неаполитанский двор? Что мы знаем о них? А дальше? Генрих Наваррский – тамплиеры – розенкрейцеры – Калиостро – дело об ожерелье? Мы сочинили некое подобие железнодорожного расписания, но разве оно заменит живую, полнокровную жизнь? Даже если основные вехи верны, то кто нам скажет, как блуждал по ним наш ларец? Кто те люди, которые доставили его с Мальты в Петербург? Какие страсти кипели вокруг них? Кто с кем боролся, кто погиб и кто победил? Нет ответа, нет ответа!

– Ну, так ли уж нет? Кое-что ведь знаем.

– Что, дорогой? Что? Ты можешь сказать мне, куда делся красный алмаз? Кто и при каких обстоятельствах подменил его шпинелью? Мы даже не догадываемся о том, чем был этот алмаз столь ценен и знаменит. Ничего мы не знаем.

– Не в падай в крайность, Юра. У меня, в частности, есть заключение специалиста по поводу кинжала.

– Да? – Березовский хотел еще что-то сказать, но вдруг сбился и только переспросил: – Да? И что?

– Он, понимаешь, изготовлен в конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века.