|
Я‑другой тоже смотрел вниз. Будто видел и понимал увиденное. Только капитан заметил это, как привык замечать все вокруг. Остальные глазели по сторонам, жевали или подмигивали проходящим девкам. Команда две луны обходилась без девок. Прорицатель кашлянул, прочищая горло, но я‑другой не дал ему заговорить. Так мы и сидели, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Слезы покатились по щекам старика, затерялись в глубоких морщинах, его губы дрогнули, и капли утонули в теплой пыли. Ямки получились глубокие, ровные. Словно не слезы сотворили их, а расплавленный металл, что прольется однажды на землю и…
Старик вскрикнул, как от боли и я вернулся . Крант, Лапушка, древняя лавка, помнящая три поколения провидцев. Все на месте, все знакомо. А ее нынешний хозяин сидел напротив меня и покачивался, плотно закрыв глаза. По его щекам бежали слезы, терялись в лабиринте морщин. В лавке пахло пылью, травами и почему‑то дымом. На зубах скрипел песок. Лежащие между нами палочки дымились. – Как ты будешь жить с этим? Блин, какой знакомый вопрос! Прям, до боли. И такой же привычный ответ. – День за днем, старик. День за днем. Сколько раз я отвечал так? Точно больше двух. В скольких мирах или снах?… Вряд ли только в одном. Усталость наваливается, как после тяжелой операции. С трудом шевельнулся распухший язык: – Заплати ему. И нортор, как когда‑то капитан Крант, бросает предсказателю монету. Золотой шлепается на землю, рядом с кучкой пепла. – Забудь, если сможешь, – предлагаю старику. – Если смогу. Тот, по‑прежнему, не открывает глаза. Из лавки выходим, не дожидаясь просьбы хозяина. Даже мне ясно, что больше здесь мы ничего не узнаем. За дверью нас ждет Малек. Вид у него донельзя любопытствующий. И слегка пришибленный, после созерцания наших рож. – Господин, а… Мне только допроса с пристрастием сейчас не хватает. – Верни добро провидцу, – озадачиваю пацана. Тот кивает. Миг и у Малька уже свободные руки. Он что, сквозь закрытые двери ходить научился? – Господин, а… – Чего это с ней? Девчонка стоит у двери и мелко дрожит. Миска и кувшин брякают друг о друга. – С этой? Так боится она. И Малек замолкает. Типа, все остальное я должен понять без слов. Ага, счаз! – Чего боится? – Так наставник ее скоро умрет. После такого гадания. Она теперь вместо него предсказывать будет. А ей рано еще. Ей учиться надо. – Ага, учиться. А с чего ты взял, что старик помирать собрался? – Она сказала. Когда увидела, с чем я вышел. Говорит, так всегда перед последним гаданием делают. Чтоб Око дальше служить могло. Другому зрящему . А девчонка молча плачет. Слезы выкатываются из‑под закрытых век, бегут по щекам. И ни одна морщинка пока не мешает им. – Не реви, дуреха. Поживет еще твой дед. Говорить ему не пришлось. А то, чего он видел… на двоих мы это разделили. Думаю, с половиной он как‑нибудь управится. На меня глянули сине‑фиолетовые, как у породистой кошки, глаза. В таких легко можно заблудиться и утонуть. А ведь из нее настоящая Зрящая получится. Если дать ей время и учителя. Я этого не говорил. Честно! Но ответ услышал. – Спасибо, Многомудрый. За предсказание. И за… учителя. Девчонка опять начала покачиваться. Глазищи закрылись. Голос стал низким и вибрирующим. Ты носишь много плащей, странник. Один из них дала тебе Удача. Если пожелаешь, ты сможешь прикрыть им других… Дверь лавки распахнулась. Звякнули маленькие колокольчики. Гадалка‑недоучка вздрогнула, поклонилась старику и юркнула внутрь. А мы пошли по улице. |
