Когда она сделала тебя его сонаследницей, он впал в немилость. Тот из вас, кто первым произведет на свет дитя, будет править, но что случится, если оба вы умрете? Что случится, если люди Кела тебя убьют, и королева будет вынуждена казнить принца за его вероломство? Она внезапно окажется без наследника.
– Королева бессмертна, – сказал Рис. – Она согласилась уступить трон лишь Мерри или Келу.
– А если кто-то замыслил умертвить и принца Кела, и принцессу Мередит, неужели ты думаешь, что он остановится перед убийством королевы?
Мы все уставились на него. Тихий голос Никки прозвучал первым:
– Никто не отважится – в страхе перед гневом королевы.
– Кто-то может рискнуть, если сочтет, что его не смогут уличить, – возразил Дойл.
– Кто может быть настолько самонадеян? – удивился Рис.
Дойл расхохотался неожиданно для всех нас.
– Кто может быть так самонадеян? Рис, ты же аристократ двора сидхе. Правильный вопрос: кто может быть недостаточно самонадеян?
– Что бы ты ни говорил, Дойл, – ответил Никка, – но большинство придворных боятся королевы, боятся сильно, боятся намного больше, чем они же боятся Кела. Ты слишком долго был ее первым рыцарем. Ты просто не знаешь, каково это – быть целиком в ее власти.
– Я знаю, – сказала я. Все головы повернулись ко мне. – Я согласна с Никкой. Я не знаю никого, кроме Кела, кто мог бы рискнуть нарваться на гнев его матери.
– Мы бессмертны, принцесса. Нам доступна роскошь ожидания нужного времени. Кто знает, какая коварная змея столетиями ждала момента, когда королева будет слаба. А если она будет вынуждена убить своего единственного сына, она ослабнет.
– Я не бессмертна, Дойл, так что не готова говорить о таком терпении или таком коварстве. Все, в чем мы точно уверены, это что кто-то пытался проникнуть сквозь защиту сегодня ночью – и теперь у этого кого-то на руке, лапе или как там еще можно назвать конечность, есть отметина. Мы сможем сравнить ее с отпечатком на защите, как сравнивают отпечатки пальцев.
– Я видел защиты, настроенные так, чтобы повредить тем, кто попытается их взломать, или даже пометить вторгшегося шрамом или ожогом, но никто на моей памяти не додумался сохранить отпечаток, – сказал Рис.
– Умно, – отметил Дойл. Услышать это от него было большим комплиментом.
– Спасибо. – Я нахмурилась. – Если ты никогда не видел способную на такое защиту, то как ты понял, что именно ты видишь сквозь занавеси?
– Это Рис заявил, что никогда не видел ничего подобного. Я этого не говорил.
– А где ты такое видел?
– Я убийца и охотник, принцесса. Всегда хорошо иметь следы жертвы.
– Ожог на руке поможет опознать нашего гостя, но следов при движении не оставляет.
Дойл чуть пожал плечами:
– А жаль. Это было бы полезно.
– Ты можешь сделать так, чтобы волшебные существа оставляли магические следы?
– Да.
– Но ведь они могут заметить эти следы с помощью своей магии и уничтожить твои чары.
Он снова пожал плечами:
– Мир никогда не был настолько велик, чтобы жертва, на которую я охочусь, сумела бы скрыться.
– Ты всегда так... безупречен.
Он бросил взгляд на окно поверх моего плеча.
– Нет, моя принцесса, боюсь, я не безупречен, и наши враги, кем бы они ни были, теперь это знают.
Легкий ветерок усилился, взметнул белые занавеси, и я снова увидела маленький когтистый отпечаток, вмороженный в сверкание защиты. Ближайший оплот фейри находился за полконтинента от меня. Предполагалось, что Лос-Анджелес достаточно далек, чтобы мы были в безопасности, но теперь я поняла: если кто-то по-настоящему желает твоей смерти, он воспользуется самолетом или пошлет кого-нибудь крылатого. |