– Вокруг твоей матери никогда меньше трех мужчин не увивалось. Случайно такого не бывает, ты знаешь. Мужчины не слетаются, если женщина не распускает запах.

– Мне не очень нравятся выражения, которые ты выбрал, но мысль я запомню. – Эмма крепко сжала свой стакан с охлажденным чаем, сожалея, что у них в гостях Пэтси. Без нее могло бы случиться что угодно: Эмма швырнула бы в мужа стакан или потребовала бы развода.

В очень напряженном молчании прошла минута; Эмма и Флэп сдерживались, а Пэтси притворялась, что смотрит в окно. Все притворялись, что глядят в окно. Чтобы чем-то отвлечь себя, Эмма поднялась и налила еще чая, который без слов взяли у нее Флэп и Пэтси. Пэтси спрашивала себя, распускает ли запах она. Идея была слегка пакостная, но в ней было и нечто сексуальное. Открыв сумочку, она вынула оттуда расческу и занялась волосами. Она часто фантазировала о браке. В ее воображении брак связывался, в основном, с домом, красиво обставленным и устроенным, как у миссис Гринуэй, в котором бы она жила с аккуратным и вежливым молодым человеком. Ей никогда не удавалось ясно увидеть этого молодого человека, но если его удавалось вообразить, то он представлялся аккуратным, белокурым и добрым. Разумеется, он не будет таким неряшливым, угрюмым и саркастичным, как Флэп Гортон.

Флэп заметил только, что у Пэтси руки не такие полные, как у его жены.

Эмма, сознававшая, что являет собой все, чего больше не хочет ее муж, жевала лимон из чая, глядя на ту же жаркую зеленую лужайку, которую видела перед собой уже много месяцев. Враждебность в ней отступила. Она чувствовала, что хорошо бы больше уже никогда не быть беременной.

Как только Пэтси заметила, что Флэп смотрит на нее, она перестала причесываться. Вообще Гортоны ее несколько обескураживали. В их отношении друг к другу было что-то жестокое, что ей не нравилось и о чем ей не хотелось думать. Возможно, это было как-то связано с сексом, другой причины ей не хотелось видеть. В ее фантазиях о браке секс обычно присутствовал не более, чем в виде помехи на экране ее мыслей. Она испытала его еще очень мало, и не составила о нем себе четкого представления.

– Почему мы здесь все сидим и смотрим? – спросил Флэп. Длительное молчание вызывало у него чувство неудобства.

– Потому что больше нечего делать, – сказала Эмма. – Я прервала поэтическое чтение, и всем стало неловко.

– Не извиняйся, – попросила Пэтси.

– И не думала.

– Да, но ты собиралась. Ты склонна принимать на себя грехи всего мира.

– Пусть принимает – вмешался Флэп. – Она сама совершает их достаточно.

– Я пошла, – объявила Пэтси. – Не знаю, зачем ты заставил ее забеременеть, если не намерен к ней хорошо относиться.

– Так бывает, – ответил Флэп.

Пэтси учащенно дышала, как это бывало всякий раз, когда она расстраивалась.

– Ну, не со мной. – Улыбнувшись Эмме, она вышла.

– Мы заставили ее плакать, – сказал Флэп.

– Ну и что? Она постоянно плачет. Она просто из тех, кому это нравится.

– В отличие от тебя. Ты никогда не дашь никому испытать удовлетворение от того, что удалось задеть тебя.

– Не дам, – согласилась Эмма. – Я из твердого материала. И я не буду сердиться за то, что мой муж гоняется за моей подругой. Может быть, если ты сильно постараешься, то тебе удастся ее соблазнить, пока я буду рожать в больнице.

– Заткнись. Я просто читал ей стихи. Ее интеллекту не помешало бы некоторое развитие.

Эмма швырнула стакан. Не попав в Флэпа, он угодил в стену за его спиной.

– Хочешь, разведемся? Тогда ты можешь все время развивать ее интеллект.