Владимир Михайлов. Латышский детектив в кавычках и без них
Давая книге название «Латышский детектив», составители и издатели шли на определенный риск. Название звучит шире, чем само содержание книги. И невольно заставляет думать не только о представленных в сборнике произведениях и их авторах, но и о современной латышской детективной литературе вообще. Заставляет предполагать, что латышский детектив в чем-то не такой, как литовский, или московский, или новосибирский, — раз уж его происхождение так подчеркивается; иными словами, помимо тех качеств, которые присущи детективу вообще — остроты сюжета, динамичного развития событий и т. д., читатель вправе ожидать еще чего-то, а именно — какой-то дополнительной информации о Латвии и ее жителях, каких-то добавочных характеристик не только работы, предположим, латвийской милиции, но и жизни республики вообще. Такой информации читатель ждет от любого произведения данной литературы, и такое требование лишь подчеркивает простую истину: что детектив, при всех его жанровых особенностях и своеобразии, должен обладать всеми теми литературными качествами, что и, допустим, лирическая, философская, военная и какая угодно другая проза. В этой связи можно поставить вопрос следующим образом: может ли детектив служить средством национальной характеристики, как служит им литература в целом и — еще шире — вся культура данного народа? И, следовательно, что же отличает или должно отличать латышский детектив от других произведений того же жанра в многонациональной советской литературе? Существуют ли вообще такие черты отличия, или его своеобразие все же ограничивается местом написания, языком, на котором эти произведения написаны, географическими названиями и именами персонажей? В определенной степени об этом можно судить уже по трем произведениям, составляющим настоящий сборник. Мне кажется, уже сама постановка вопроса свидетельствует об одном: латышский детектив вырос, сформировался настолько, что о нем можно говорить, как о серьезном явлении в контексте латышской советской литературы вообще. Для сравнения скажу, что этого нельзя было бы сказать, допустим, о национальной, латышскоязычной, фантастике (которой пока просто не существует, как явления) и вряд ли можно — о таких не новых в Латвии жанрах, как юмор и сатира или исторический роман, которые, несмотря на продолжительность своего существования, еще не образуют, мне кажется, определенной литературной системы. Что же касается возраста латышского детектива, то он относительно невелик. Истоки его надо искать, пожалуй, в начавшемся вскоре после войны совместном творчестве поэта Анатоля Имерманиса и публициста Гунара Цирулиса, в их остросюжетных произведениях. В то время и русская советская литература числила в своем приключенческом активе, пожалуй, только некоторые произведения Ник. Шпанова и «Приключения майора Пронина» Л. Овалова, так что вряд ли я ошибусь, сказав, что латышская советская литература, тогда еще совсем молодая, в лице Имерманиса и Цирулиса выступила в качестве одной из основоположниц приключенческого жанра в нашей стране. Более четкий переход к детективу наметился после того, как соавторы начали работать врозь: А. Имерманис — в области политического приключенческого и фантастического романа, Г. Цирулис же шел к детективу в значительной мере через публицистику, через очерк, через рассказ. Хотя являющаяся уже в полном смысле слова детективным произведением киноповесть «24–25 не возвращается» (опубликованная в журнале «Искатель», № 4 за 1963 год) была написана в соавторстве, она не стала началом нового этапа в развитии латышского детектива, но скорее означала конец предыдущего, если можно так назвать его — общеприключенческого. Четкая же дифференциация жанра в латышской советской литературе произошла уже в семидесятые годы, когда определился круг авторов, работающих исключительно, или достаточно систематически, в области детектива. |
