Вскоре почва начала подниматься. Кикаха не мог определить это по медленным и незаметным движениям. Однако холмы положительно становились ниже.

А часы ему все же пригодились. Их единственная полезная функция заключалась в том, что они показывали хоть какое‑то время. И только благодаря им Кикаха мог узнать, когда закончится его вахта, продолжавшаяся более четверти «ночи».

Наступил момент будить Анану, но едва Кикаха приблизился к ней на двенадцать шагов, как она села и сонно потянулась. Анана знала, что ей следовало заступать на дежурство, и, засыпая, установила на нужный срок свои внутренние биологические часы.Прекрасно развитое чувство времени разбудило ее не хуже будильника.

Анана по‑прежнему выглядела прекрасной, но она начинала худеть. Скулы выдавались вперед. Щеки запали, вокруг больших темно‑синих глаз появились тени усталости. Губы потрескались от недостатка влаги, а некогда белая и мягкая кожа стала грязной и грубой на вид. Несмотря на то что за прошедшие двенадцать дней путешественникам часто приходилось потеть, на ее шее все еще виднелись следы сажи и копоти.

– Ты и сам выглядишь неважно, – сказала она в ответ на печальный взгляд Кикахи.

В ее бархатном и нежном контральто чувствовались хриплые надсадные нотки.

Анана встала. В ее прекрасной фигуре стройность и изящество удивительным образом сочетались с полной грудью и широкими плечами. Она лишь на два дюйма уступала в росте Кикахе, но без труда обгоняла его на дистанции в пятьдесят ярдов. Что же касается силы, то Анана могла бы на равных сразиться с любым мужчиной ее веса, и в этом не было ничего странного. За десять тысяч лет она хорошо потрудилась над своим физическим развитием.

Вытащив из заднего кармана расклешенных и слегка рваных штанов гребень, Анана расчесала длинные и черные как смоль волосы.

– Ну вот. Теперь лучше? – с усмешкой спросила она. Ее белым красивым зубам позавидовал бы любой землянин. Всего лишь тридцать лет назад она в сотый раз обновила зубные корни.

– Довольно неплохо для старой дамы, которая умирает от голода и жажды, – ответил он. – И знаешь, если бы обстоятельства позволяли… – Его улыбка погасла, и, взмахнув рукой, он указал на вершины холмов: – К сожалению, у нас слишком много гостей.

В «ночном» полумраке Кикаха не увидел, как побледнело ее лицо. Однако в голосе Ананы появилась звонкая напряженность:

– Если бы на них росли фрукты, мы могли бы поесть.

Он не стал рассуждать о том, кто кого съест, посчитав за лучшее не говорить об этом.

Анана взяла лучемет, похожий на обычный шестизарядный револьвер.Вместо патронов в обойме находились батареи, и теперь только одна из них имела заряд.В стволе содержался механизм, регулировавший мощность луча так, что тот мог рассечь дерево, вызвать легкий ожог или нанести «оглушающий» удар.

Кикаха вернулся туда, где лежали его лук и колчан со стрелами. В этом мире ему только дважды удалось воспользоваться своим мастерством стрелка Пугливые животные не подпускали людей на расстояние выстрела. А те две случайные жертвы оказались небольшими газелями, и, конечно же, их не хватило для того, чтобы наполнить животы пятерых человек, голодавших уже двенадцать дней. Однажды Анана заметила сонного зайца и, метнув топор, оглушила его. Но из‑за пригорка выскочил длинноногий бабуин и, схватив зверька, умчался к поросшему травой оврагу.

Кикаха поднял оружие, и они отошли шагов на триста от спавших спутников. Положив голову на колени Ананы, он тут же заснул. Рукоятка его ножа торчала из земли у самой ладони, и в случае нападения он успел бы вытащить клинок за долю секунды.