Изменить размер шрифта - +
Под его влиянием надменная и непокорная властительница превратилась в прекрасную душевную женщину.

Будь на то его воля, он променял бы жизнь вечного скитальца на тихое уютное гнездо. Они с Ананой могли бы поселиться среди людей, где их уважали бы и, возможно, любили. Они обзавелись бы хозяйством и усыновили нескольких детей. Какое счастье жить в собственном доме и в кругу своей семьи!

А теперь он лишился любимой женщины. И потерял то единственное средство, которое могло бы увести его из этого ужасного мира.

Вот почему Кикаха, всегда полагавшийся только на самого себя – Кикаха, который и в аду мог бы устроиться со всеми удобствами, – страдал теперь от чувства одиночества.

И именно поэтому он решил примкнуть к тем жалким бедолагам, которые взяли его в плен. Он вновь хотел стать своим среди своих.

Конечно, они могли убить его и принести в жертву по правилам одного из ритуалов. Но боль одиночества тревожила Кикаху сильнее, чем возможные пытки и смерть.

 

ГЛАВА 9

 

На жалком и ограниченном тана он рассказал Вергенгету о своем желании стать одним из них. Вождя не удивили его слова. Он улыбнулся, и Кикаха заметил, что старый туземец доволен.

– Ты мог бы убежать от нас. Да и сейчас еще можешь, – сказал

Вергенгет. – Я видел это намерение в твоих глазах. Но потом твое лицо закрылось, как сжатый кулак.

Теперь я скажу тебе, Кикаха, почему ты жил среди нас так долго. Обычно мы убиваем врагов без промедления. Но если пленник или пленница показывают себя в бою отважными воинами, мы в виде исключения подвергаем их пыткам. Однако бывали случаи, когда племя принимало человека в свои ряды, если он не входил в число наших заклятых врагов. Смерть – великий охотник. Она бьет часто и метко, и наши дети не успевают подрастать, чтобы прийти на смену погибшим воинам. Племя тана становится все меньше и меньше. Поэтому я буду рад увидеть тебя в рядах наших воинов. Ты показал свою смелость, и все мы благодарны тебе за спасение девочки, ибо жизнь детей для нас бесценна.

Кикаха почувствовал себя уже не так одиноко.

Через несколько часов буря утихла. Группа воинов отправилась к побережью и отыскала обгоревшее тело Люкио. Останки привезли в лагерь, и траурная церемония заняла у племени целый день. Женщины с воплями и завываниями омыли тело и расчесали волосы. С наступлением «сумерек» труп положили на кучу шкур. Четверо молодых мужчин подняли на плечи погребальные носилки и направились к небольшому холму, который находился в миле от стана. Там тело Люкио опустили на землю, и шаман Ошуллаин, запев монотонную песню, начал танец последнего прощания. Он размахивал трехзубым посохом, склонялся в ритуальных поклонах и пел печальную песню о женщине‑птице, которая улетала вдаль. А потом все племя, за исключением нескольких верховых дозорных, отправилось обратно в лагерь.

На полпути Кикаха оглянулся. К трупу уже спускались стервятники, а с холма мчалась стая длинноногих бабуинов, которые намеревались отбить у птиц добычу. В четверти мили виднелся прайд безгривых львов. Огромные кошки мелкой рысью бежали к бабуинам. У тела Люкио собиралась чертовски неприятная компания. Обезьяны превосходили львов по численности, и между животными намечалась жестокая схватка.

По пути к стану шаман пропел короткую поэму, которую только что сочинил в честь Люкио. Эта песня должна была увековечить память о погибшей женщине в сердцах ее соплеменников. Какое‑то время она будет на устах у каждого, а потом ее перестанут петь. Через неделю о Люкио забудут все, кроме ее ребенка и родителей. А вскоре насущные дела отвлекут и их от горя, и память об этой женщине угаснет без следа.

В ходу оставались лишь песни о великих героях, смерть которых служила примером для юных поколений. Об остальных туземцы забывали.

Весь следующий день караван стоял на границе прибрежных земель, ожидая какого‑нибудь предвестия или знака.

Быстрый переход