– Нет, не надо. Спасибо. Я ведь столько раз бывал в этом замке, что могу с легкостью найти дорогу и сам.

Жерар поднялся со стула, попрощался кивком головы с Эмили и вышел из кухни. Стал подниматься по парадной лестнице на второй этаж. На середине лестницы остановился и принялся разглядывать поблекший от времени, покрытый пылью портрет одного из предков Мартиньеров. Сколько аристократических семейств во Франции канули уже в Лету вместе со своими семейными преданиями и всеми историями их подвигов. Все ушло в песок, растворилось в небытии, оставив после себя едва заметный след пребывания этих людей на земле. Вот и прославленный Жиль де ла Мартиньер, портрет которого он сейчас разглядывал. Благороднейший из дворян, храбрый воин, а по некоторым сведениям, еще и любовник Марии Антуанетты. Интересно, каковы были бы его чувства, узнай он, что вся его родословная в итоге сведется в конце концов к одной единственной молодой женщине? К тому же весьма странной женщине, по мнению самого Жерара Флавье.

В прошлом ему приходилось неоднократно бывать в замке, и он хорошо помнил Эмили еще ребенком. Такая некрасивая девочка, замкнутая, неохотно идущая на контакт с посторонними и никак не реагировавшая на его ласковое обращение с нею. Этакое угрюмое, неприступное маленькое создание, категорически отвергающее малейшие проявления дружелюбия с его стороны. Будучи нотариусом до мозга костей, Жерар хорошо понимал, что его работа сопряжена не только с чисто техническими манипуляциями с документами и цифрами. Хороший нотариус обязан быть и хорошим психологом тоже, уметь мгновенно считывать настроения и чувства своих клиентов.

Но вот Эмили де ла Мартиньер по прежнему оставалась для него загадкой.

Он с интересом наблюдал за ее поведением на похоронах матери. На протяжении всей церемонии лицо Эмили оставалось непроницаемым. Правды ради стоит признать, что с возрастом Эмили похорошела и стала гораздо лучше. Она уже больше не напоминала ту угловатую и неловкую девочку, какой была в детстве. Но замкнутость осталась. Даже сейчас, когда он разговаривал с ней на кухне, когда на нее обрушилось столько всего разного – смерть матери, ворох проблем, которые всплыли с ее уходом, все равно он не заметил на лице Эмили никаких особых переживаний или следов растерянности и скорби. Парижская жизнь наследницы Мартиньеров не имела ничего общего с ее аристократическим происхождением. Пожалуй, дистанцироваться еще дальше от своих именитых предков уже просто невозможно. Эмили вела такую тихую, неприметную жизнь заурядного столичного обывателя. А вот жизнь ее родителей, вся история их рода… Едва ли эту жизнь можно охарактеризовать как нечто заурядное. Их семья всегда была замечательной во всех отношениях: столько славных имен, столько свершений…

Жерар продолжил свой путь по лестнице. Невнятная реакция Эмили на его вопросы невольно подняла в нем волну раздражения. Что то есть в этой девушке ускользающее, что то такое, чего он никак не может понять. И как к ней достучаться? Как найти правильный подход? Пока Жерар и понятия не имел, с какой стороны подступиться к Эмили.

Эмили тоже поднялась из за стола и поставила кофейные чашки в раковину. Но тут дверь отворилась, и в кухню вошла Марго, их домоправительница. При виде Эмили ее лицо радостно вспыхнуло.

– Мадемуазель Эмили, как я рада! – Марго подбежала к ней и заключила ее в свои объятия. – А я и не знала, что вы приезжаете! Почему не сообщили мне? Я бы тут все приготовила для вас.

– Я приехала поздно ночью, не стала вас беспокоить, – пояснила Эмили. – Я тоже рада видеть вас, Марго.

Марго слегка отстранилась от Эмили и окинула ее внимательным взглядом. Ее глаза были полны участия.

– Ну как вы?

– Справляюсь… как то, – призналась Эмили без тени лукавства, чувствуя, что комок застрял у нее в горле.