|
Такой уж в «Эпплби» сервис. Возможно, папа не помнит, кто из сыновей приезжает его навестить, не помнит, что его жена умерла, и, наверное, даже не помнит свое второе имя, но он, похоже, не растерял рассудительную жестокость, благодаря которой сумел превратиться из простого рабочего-буровика в преуспевающего владельца ювелирного магазина.
Он подстроил все так, чтобы я отвлекся на птиц, думает Сандерсон. На ворон на стоянке. А сам потихоньку взял нож. Татуированный амбал теряет интерес к человеку, сидящему на дороге, и даже не смотрит на старика. Амбал начинает кашлять. Каждый раз, когда он кашляет, у него изо рта вылетает алая струйка. Одной рукой он пытается выдернуть нож из шеи. Кровь заливает его футболку, кровь забрызгала джинсы. Он идет в сторону перекрестка Коммерс-уэй и Эйрлайн-роуд (где все движение остановилось), по-прежнему кашляя и не разгибаясь. Его свободная рука делает приветственный взмах: Здравствуй, мама! Сандерсон поднимается. Ноги дрожат, но держат. Он слышит рев приближающихся сирен. Вот и полиция. Как всегда, слишком поздно. Сандерсон обнимает отца за плечи. – Папа, с тобой все в порядке? – Этот мужик тебя бил, – буднично произносит папа. – Кто он такой? – Я не знаю. – По щекам Сандерсона текут слезы. Он вытирает их. Татуированный амбал падает на колени. Он больше не кашляет. Теперь он издает глухое, сдавленное рычание. Большинство зевак остается на месте, и лишь парочка смельчаков подходит к амбалу, желая помочь. Сандерсон думает, что ему, вероятно, уже не поможешь, но флаг им в руки. – Мы уже пообедали, Регги? – Да, папа, мы пообедали. И я Дуги. – Регги умер. Ты же мне говорил? – Да, папа. – Этот мужик тебя бил. – У папы лицо ребенка, который ужасно устал и хочет спать. – У меня голова разболелась. Давай поедем. Мне надо прилечь. – Сначала надо дождаться полицию. – Зачем? Зачем нам полиция? Кто этот мужик? Сандерсон чувствует запах дерьма. Его отец наложил в штаны. – Давай ты сядешь в машину, папа. Отец позволяет Сандерсону провести его вокруг смятого капота «субару». Говорит: – Славный был Хеллоуин, да? – Да, папа. Сандерсон помогает восьмидесятитрехлетнему Крестоносцу-в-Плаще сесть в машину и закрывает дверь, чтобы не выпускать прохладу. Первая полицейская машина уже подъезжает, и сейчас они потребуют документы. Шестидесятилетний Чудо-мальчик прижимает руку к больному боку и бредет к водительской двери, чтобы поднять с земли упавшие права. Посвящается Джону Ирвингу
Как я писал в предисловии к «Бэтмену и Робину», иногда – очень редко – ты получаешь целую чашку, уже с ручкой. Боже, как мне это нравится! Занимаешься своими делами, ни о чем не думаешь, и вдруг, ка-бум, рассказ прибывает специальной доставкой, законченный и готовый. Остается лишь сесть и его записать. Дело было во Флориде, я выгуливал собаку на пляже. Поскольку стоял январь и было холодно, на пляже, кроме меня, никого не оказалось. Далеко впереди я увидел нечто похожее на надпись на песке. Подойдя ближе, понял, что это был обман зрения, игра света и тени, но ум писателя – настоящая свалка разрозненных фактов и деталей, и я сразу вспомнил цитату (оказалось, что это Омар Хайям): «И перст судьбы за знаком чертит знак». Потом мне представилось некое волшебное место, где невидимый перст судьбы пишет на песке нечто страшное, и у меня сразу сложился рассказ. Финал этого рассказа мне очень нравится. Может быть, он не так хорош, как в «Августовской жаре» У.Ф. Харви (Харви – это классика), но все равно где-то близко. |
