|
.. vaisseau? — спросила я. Мы встали у светофора на Ватсон-стрит, разглядывая «Макдональдс» и банк «Юнион Плантерз». — Не будь Мюзетт сосудом Белль, мы бы могли наказать ее за преждевременное прибытие и срыв переговоров. Но наказать ее сейчас — то же самое, что наказать Белль Морт, если бы она приехала. — И что? Почему бы нам и не наказать Белль, если она так бесцеремонно к нам заявится? Ашер повернулся ко мне, но я не могла посмотреть ему в глаза, потому что наконец-то загорелся зеленый. — Анита, ты не понимаешь, что говоришь. — Так объясни мне. — Белль — наш Sardre de Sang, наш источник. Она — наша кровь. Мы не можем поднять на нее руку. — Почему? Он повернулся ко мне полностью, даже отпустив волосы назад. Наверное, он был так потрясен моим вопросом, что забыл закрыть шрамы. — Так не делают — вот и все. — Что не делают? Не защищают свою территорию от чужаков? — Не нападают на свою родоначальницу, на своего Sardre de Sang, на главу своего рода. Просто не делают. — И снова спрошу: почему? Белль нас оскорбила. А не мы ее. Жан-Клод вел переговоры с доброй волей и доверием. Тут если кто плохой, так Мюзетт. А если она прибыла с благословения Белль, то Белль злоупотребляет своим положением. Считает, будто мы съедим все, что она состряпает. — Состряпает? — Все, что она с нами сделает. Она считает, что мы это проглотим и слова поперек не скажем. — Она права, — ответил Ашер. Я сдвинула брови, глянула на Ашера, но тут же стала вновь следить за дорогой. — Но почему? Почему мы не можем любые угрозы или оскорбления воспринимать одинаково? Он запустил руки в густые волосы, отбросил их с лица. Уличные фонари перекрестили его светом и тенью. Мы снова встали у светофора рядом с другой машиной. Там за рулем сидела женщина, она глянула на нас, потом посмотрела внимательней. Глаза у нее стали круглыми. Ашер не заметил. Я посмотрела на женщину, и она отвернулась, явно смущенная тем, что ее застали за таким неблаговидным занятием — глазеть. Американцев учат не смотреть пристально ни на кого, у кого есть недостатки. Отвернись — и его не будет. Светофор переключился, и мы поехали. Ашер не заметил. Он показывал свое лицо незнакомцам и не замечал производимого эффекта. Как бы он ни был зол, как бы ни был печален, как бы что бы то ни было, о шрамах он не забывал никогда. Они владели его мыслями, действиями, жизнью. Раз он забыл, значит, ситуация серьезна донельзя, а я пока еще не понимала почему. — Ашер, не понимаю. Мы защищались, когда сюда явились члены Совета. Мы подняли на них руку, очень старались убить. В чем разница? Он отпустил волосы, и они легли золотым занавесом. Но не потому, что он был уже не так расстроен, — просто по привычке. — В тот раз это не была Белль Морт. — Так какая разница? — Mon Dieu, ты не понимаешь, что для нас значит, что Белль — наша родоначальница? — Очевидно, нет. Объясни мне. Мы ведь сейчас едем в «Цирк проклятых»? Времени по дороге хватит. — Oui. Он уставился в окно джипа, будто желая зачерпнуть вдохновение от электрических фонарей, стрип-баров и ресторанов быстрой еды. Потом повернулся ко мне. — Как объяснить тебе то, чего тебе никогда не приходилось понимать? У тебя никогда не было короля или королевы. Ты американка, ты молода, и ты не понимаешь, что такое долг вассала перед сеньором. |
