|
Белых простыней Жан-Клод не признавал, из какого бы материала они ни были сделаны. Он сидел в единственном в комнате кресле, сложив руки на животе. Я сидела на прикроватном коврике. На самом деле это был мех, густой и мягкий, и по прикосновению можно было судить, что когда-то это было что-то живое. Почему-то нам обоим не хотелось ложиться — быть может, оба мы боялись, что проснется ardeur, а мы не были к этому готовы. — Я хочу проверить, правильно ли я поняла, — сказала я. Жан-Клод повернулся ко мне — одними глазами. — Завтра, если Ашер по-прежнему не будет никому принадлежать, будут ли они вправе просить его им выдать? — Не так, как сегодня, — ты это сделала невозможным, разве что они возьмут его силой. Я мотнула головой: — Я достаточно давно имею дело с вампирской политикой и знаю, что, если им не дать сделать что-то одно, они сделают другое. И не потому что хотят, а потому что тебе это неприятно. Он нахмурился недоуменно. Я вздохнула: — Попробую сказать по-другому. Вопрос вот в чем: чего они имеют право у нас просить, пока они здесь? — Права на охоту или добровольных доноров, любовников — удовлетворения основных потребностей. — Секс — это основная потребность? Он только посмотрел на меня. — Ладно, извини. Я понимаю насчет добровольных доноров — им необходимо есть. Но любовники — что конкретно имеется в виду? — Было бы declasse требовать любовников для прислуги, так что насчет горничной и дворецкого Мюзетт можно не волноваться. Двое детей с ней — это особый случай. Девочка физически слишком молода, она о таких вещах не думает. Мальчик — это проблема. Бартоломе развит не по годам, и потому Белль Морт послала Мюзетт его взять. Я уставилась на него: — Только не говори мне, что Мюзетт имела секс с этим ребенком! Он с неожиданно усталым видом потер глаза. — Ты хочешь правды или более приятной лжи? — Думаю, что правды. — Белль Морт умеет чуять сексуальный аппетит — это один из ее талантов. Бартоломе выглядит как ребенок, но мысли у него не детские, и такие они были, когда он был еще человеком, ребенком почти двенадцати лет. Он был наследником большого состояния, и Белль желала этим состоянием распоряжаться. И еще он был заметен даже в том веке, когда сыновьям знатных семейств дозволялась почти любая нескромность по отношению к женщинам неблагородной крови. — Не поняла. — Он выглядел ребенком, Анита, и этот невинный вид использовал, чтобы ставить женщин в компрометирующее положение. Когда они понимали, что их используют, было уже слишком поздно. Более того, он угрожал обвинить их в агрессии. В те времена не было понятия совращения малолетних, но все знали, что такое бывает. Детей женили в возрасте десяти-одиннадцати лет, и потому люди с подобными склонностями могли удовлетворяться в супружеской постели, пока их супруги не становились слишком стары на их вкус. Тогда они начинали искать наслаждения вне брака, а бывало, что к тому времени достаточно подрастали их собственные дети. Я взглянула на него в упор: — Вот этого последнего я уже не хотела бы знать. Это более чем мерзость. — Oui, ma petite, но все равно это правда. Такое состояние, как было у Бартоломе, в обычной ситуации стало бы целью Белль. Она бы ни в чьи руки не упустила такие деньги, земли или титулы. Но она не любительница детей, какими бы взрослыми они ни были, и потому она выпустила Мюзетт. Которая, как ты уже знаешь, сделает все, что поручит ей наша госпожа. |
