- Я всех заберу, всех!
- Почему же всех? Моя лаборатория останется со мной.
- Ну и оставайтесь!.. И совсем вы мне не нужны!.. Оставайтесь
здесь научными отшельниками, питайтесь акридами, надеждами и
консервами. Все инженеры, рабочие и повара уйдут со мной. Мы зажжем
"Подводное солнце", хотя бы для этого пришлось сдвинуть гору.
- А мы поймем, почему погасло "Подводное солнце", хотя для этого,
как вы говорите, пришлось бы выпить полярное море.
- Они друг друга стоят! - восхищенно заметила Елена Кирилловна.
Я ей шепнула:
- Академик очень хороший, я его люблю. Но маму больше.
- Ну что ж! Разойдемся! Расходятся не только научные соратники,
но и когда-то влюбленные друг в друга супруги!.. Будем облегченно
вздыхать и искать в другом недостатки, от которых, к счастью, теперь
избавились! - слышался голос академика. - А теперь скажите-ка: куда вы
прячете моих крестников, которых я из воды таскал? Давайте их сюда.
Один из них мне бы очень подошел. Ему удобно плечом в гору упираться,
чтобы сдвигать.
- Сергей Андреевич! - позвала мама Бурова. Он сидел у нее в
кабинете. - Вас академик просит, Но не соглашайтесь меня покинуть. Мы
только что с вами заключили союз.
- Что она говорит! - рассмеялся академик. - Вот увезу отсюда одну
русалку - и он мой!
И тут моя Елена Кирилловна вскочила с кушетки, откинула портьеру
и вышла в столовую.
- Если вы имеете в виду меня, Амас Иосифович, то я никуда не
поеду.
- Заговор! Всеобщий заговор! - закричал академик, притворно
хватаясь за голову. - Знал бы, не вытаскивал их из воды. Ну что ж,
копайтесь, копайтесь здесь! Достойная профессор Веселова-Росова всю
жизнь изводила меня своей дотошностью. Помучайтесь теперь с нею вы. А
меня на заслуженный от нее отдых!.. Или, вернее, - на свободу!.. Пойду
зажигать "Подводное солнце" от своего пылающего сердца. Кстати,
познакомьтесь. В катере вы, наверное, не рассмотрели друг друга.
Калерия Константиновна вызвалась быть моим секретарем... за спасение
ее преданной души. Не все такие неблагодарные, как некоторые...
Я выглянула в столовую и увидела в передней худую и высокую даму,
с которой здоровалась сейчас мама. Лицо у нее было, пожалуй, даже
красивое, но сохраненное, конечно, неумеренными заботами о нем.
- Простите, я не хотела мешать деловой беседе, - сказала она. - Я
действительно готова все сделать для такого человека, как Амас
Иосифович. Боюсь только, сумею ли, как должно, помогать ему.
Я сразу поняла, что эта дама просто вцепилась в академика,
навязала ему свою помощь. Только не учла его особенности подчинять
себе всех окружающих, выматывать из них всю душу и еще весело
подбадривать. Как бы он не вымотал ее, бедненькую, как бы уголки рта у
нее из презрительных не стали бы горькими. |