Анатолий Мошковский. Лебединое крыло
Все было, как в настоящем стаде: одни — мальчишки-пастухи — как угорелые бегали с тынзеями; другие — олени — хоркали, прыгали из стороны в сторону, увертывались от летящих на них арканов. Пастухи же хитрили: бежали наперерез оленям, пугали их криками и метко бросали тынзеи. Так ведут себя и настоящие оленеводы, когда им нужно поймать в стаде ездовых быков для нарт. И вдруг в этой мешанине и суматохе раздался крик Женьки Канюкова: — Упряжка! И тотчас ребята забыли, кто из них пастух, кто олень. Женька показывал рукой на гребень зеленого холма; по нему бежала пятерка серых, впряженных в нарты оленей. — Плохо бегут, — сказал мальчишка с царапиной на носу. — Или быки устали, или груз большой. Скоро все увидели на нартах две фигурки. Собаки с лаем бросились навстречу упряжке. Вот упряжка обогнула озерцо, скрылась в лощине, вынырнула и олени вынесли нарты к самым чумам. Ребята окружили их, замолкли, разглядывая нового человека. — Чего вытаращились, — сказал пастух дядя Ипат, слезая с нарт. — Товарища вам привез, чтоб не скучали. — А нам и не скучно, — заявил мальчишка с косой царапиной на носу. — Заткнись! — Женька замахнулся свернутым в моток тынзеем. Небольшой человек, сидевший на нартах с пастухом, сдвинул с головы капюшон малицы, и на ребят неожиданно глянула краснощекая девчоночья мордашка с бойкими черными глазками. Девчонка поправила на затылке темные косички с синими бантиками и вздохнула. — Голова прямо разболелась, — сказала она тоненьким голоском. — Как по морю. Женька заинтересовался: — А ты что, по морю плавала? — Плавала, — сказала девчонка. — Из Архангельска в Нарьян-Мар на «Юшаре». Как ударит волна, как качнет, как подбросит вверх, а потом вниз — голова кружится и болит. А здесь вместо волн — кочки. — Девчонка тронула пальцами лоб. — Это называется морская болезнь, — сказал Женька. — Я читал. А тебя звать-то как? — Лена. — А я Женька, — сказал он, протягивая ей руку, как это делают взрослые, знакомясь. Мальчишки почему-то громко захохотали, а Женька покраснел и запнулся. И, чтоб приятели не заметили смущения, он засы́пал ее вопросами: — Ты городская? — Да, — почему-то грустно сказала Лена. — И в тундре не была? — Нет. — И в чумах не жила? — Не жила. — А еще ненка! — засмеялся мальчишка с поцарапанным носом. Женька уже хотел дать ему подзатыльник, но девчонка не обиделась, и все обошлось по-хорошему. — Я в городе родилась, откуда же мне жить в чуме? — В чуму, — поправил поцарапанный нос. — Ой, сколько тут цветов! — вдруг вскрикнула Лена оглянувшись; бросилась к небольшой лужайке, опустилась на колени и стала быстро рвать лиловые колокольчики и белые ромашки. Их было много, и она все ползала на коленках и рвала. Собрав в пять минут целую охапку, она встала, окунула в них лицо — оно сразу заблестело от росы — и засмеялась. Женьке почему-то стало досадно. — Ну разве это цветы? — сказал он. — Остатки одни. Вот весной бы приехала — посмотреть больно! — Правда? — удивилась она. — А то вру, что ли! Девчонка поровней уложила в букете цветы. — А какое тут у вас небо! — неожиданно сказала она, закинув голову. |
