Солнце вспыхнуло на глади реки у дороги, Мейлин зажмурилась. И как обычно, стоило ей только сомкнуть веки, перед глазами возникли все те же образы: огромный крокодил – отверстая пасть, глаза черней ночи. И ее недвижный отец. Он умер.

Мейлин распахнула глаза и ударила пятками лошадь, пуская ее рысью.

Ветер переменился. Теперь он дул ей в лицо с северо-запада. Она потерла озябшие руки, пытаясь согреться.

– Еще похолодает, – заметил Роллан, поравнявшись с ней. – Так холодно будет, что нос в ледышку превратится, и ноги отморозим.

– Да уж, – сказала Мейлин.

– Видал я однажды, как один беспризорник, мерзавец тот еще, подговорил богатенького мальчонку лютой зимой лизнуть фонарный столб. Железный. У бедняги язык прям намертво прилип к железяке, а этот гаденыш снял с него пальто с башмаками и был таков.

– Да ладно! – не поверила Мейлин.

– Вот тебе и ладно, госпожа моя панда!

– Надеюсь, имя беспризорника из твоей истории начинается не на «р» и заканчивается не на «н»?

– Конечно, нет! Я вором никогда не был. А рассказал тебе это, потому что у тебя есть дурная привычка лизать всякие фонарные столбы. Теперь будешь знать, чем такое кончается.

Мейлин слабо улыбнулась. После битвы в храме Динеша Роллан проводил с ней много времени и частенько травил ей всякие байки. Так он пытался отвлечь ее от горестных мыслей. Талисман Священного слона достался им самой дорогой ценой. Мейлин в одиночку придумала план и наконец-то нашла своего отца – он был предводителем восстания в Великом бамбуковом лабиринте Цонга. Нашла – и сразу потеряла: его убили прямо у нее на глазах. Сперва Мейлин ощутила… спокойствие. Оцепенение. В душе у нее поселилась такая пустота, словно ничего в ней больше не осталось. Но потом мало-помалу в сердце стало разгораться пламя. Пылающий огонь напомнил, что Пожиратель до сих пор бродит где-то на воле и убивает. Жалости и глупым шуткам не погасить этого пламени. Мейлин снова подбила лошадь, пустив ее галопом.

– Впереди перепутье, – сказал Тарик. – Давайте остановимся на ночлег.

– Но еще светло, – возразила Мейлин.

– На перепутье река уходит от дороги, а нам надо напоить лошадей перед тем, как отправиться на север.

Мейлин хотела было возмутиться, но Тарик снова смотрел на нее с пониманием и сочувствием. Джи тоже частенько глядела на нее таким жалостливым взглядом, поэтому-то Мейлин старалась лишний раз не тревожить панду. Сил больше не было терпеть эту жалость. Пусть только еще кто-нибудь попробует посмотреть на нее с жалостью – она ему…

– Мейлин? – окликнула ее Абеке.

– Чего тебе? – вскинулась Мейлин.

– Э… – Абеке аж отпрянула. – Э-э, я просто хотела спросить, пойдешь со мной хворост собирать?

– Пойду, – нехотя согласилась Мейлин.

На равнине вокруг перепутья яблоку негде было упасть: странники и торговые караваны разбивали лагеря и устраивались на ночлег. Путь пролегал по травянистым равнинам Северной Эвры. До Глендавина, где жил Финн, было очень далеко, но в кои-то веки дорога оказалась тихой и безопасной. Здесь встретились даже бродячие менестрели: мужчина играл на лютне, а женщина в голубой вуали напевала себе под нос, словно разучивала песню, готовясь к представлению.

Собирая хворост и прибитые к берегу ветки, Абеке молчала.