— Ориел, я вижу, вам с Хью есть о чем поговорить. Покажи-ка ему наш западный дворик.

Ориел ничего не оставалось делать, как покорно отправиться с гостем вниз по лестнице. Ричмонд-Холл имел прямоугольную форму: галерея, соединяющая два крыла здания, делила его пополам. Три яруса зарешеченных окон смотрели во двор с обеих сторон галереи. Тетка Фейт распорядилась подстричь растущий во дворе кустарник так, чтобы каждый куст представлял из себя какую-нибудь геометрическую фигуру — шар, конус или куб.

В январе все это закрыли защитные щиты, поверх которых лежал снег. Закутанные в теплые меховые накидки, Ориел и Хью ходили взад и вперед по заснеженным дорожкам, ибо тетки наверняка следили за ними и не позволили бы раньше времени закончить прогулку. Они продолжали мерить шагами дорожки, когда Хью внезапно остановился.

— Это безнадежно, — сказал он, обращаясь к Ориел.

— Что, милорд?

Он отвернулся и высморкался в шарф.

— Возможно, вы не заметили, леди, но я… я не совсем уверенно чувствую себя на людях, особенно в обществе женщин. Пока Ее Величество не освободили меня, единственными моими собеседниками были тюремные надзиратели.

— Это, наверное, ужасно — так долго сидеть в тюрьме.

— Моя комната была довольно просторной — я мог разминаться. Но вы же умная девушка. Я это вижу по вашим глазам. — Хью облизал губы и продолжал:

— Вы, конечно, знаете, насколько я беден.

— Да. Тюдоры имели привычку убивать или пускать по миру всех, кто представлял хоть какую-то угрозу трону.

— Мне стыдно. Все говорят, что я должен гордиться своей родословной, но как смотреть людям в глаза, если мои штаны заношены до дыр, а туфли давно прохудились? Я так долго жил подачками знатных особ, что те теперь, услышав о моем появлении, запирают двери.

Ориел взглянула на ноги Хью и сразу поняла, что его ботинки давно промокли. Взяв мужчину за руку, она подтолкнула его ко входу в западное крыло замка.

— Побудьте здесь, я сейчас вернусь.

Она быстро взбежала по лестнице. По пути в свою комнату она заскочила к дедушке Томасу, чтобы захватить пару туфель и пару ботинок. Дедушка питал слабость к обуви. Его коллекция хранилась в десятке шкафов и сундуков: туфли из бархата и парчи, комнатные туфли, туфли с вышивкой, отделанные драгоценными камнями, и даже пара, сшитая из птичьего пера. В дорогу он обычно брал около сорока пар башмаков.

Пристрастие деда к обуви забавляло Ориел. Он будет сожалеть о старых туфлях, которые она взяла.

В своей комнате она достала шкатулку с драгоценностями и вынула оттуда дорогое ожерелье и несколько пуговиц из драгоценных камней. Сунув их в бархатную сумочку, она вернулась в галерею, где томился Хью. Убедившись, что они одни, она достала из-за пазухи туфли и ботинки.

Хью покраснел, но все-таки взял обувь трясущимися от холода руками и спрятал под плащом.

— Никто не будет ругаться, когда узнают о пропаже?

— Нет. Я скажу дедушке Томасу, что отдала их бедному крысолову и нищему.

Лицо Хью стало пунцовым.

— Вы очень добры, леди Ориел. Я… Если хотите, я могу жениться на вас.

— Ш-ш-ш. Не говорите об этом. Тетка Фейт может оказаться поблизости.

Они огляделись. Галерея по-прежнему была пуста. Ориел подошла к Хью вплотную и прошептала:

— У меня кое-что есть для вас. Но только обещайте, что никому не скажете, откуда это у вас.

Она открыла сумочку и высыпала на ладонь четыре рубиновые пуговицы в золотой оправе.