Двигаясь в людском потоке, я продолжала зорко оглядываться по сторонам, понимая, что после двух столкновений подряд с Мануэлем во мне зародилась паранойя, и предупреждала о возможности встречи с упорным молодым человеком и в третий раз. Словно бы сама судьба все чаще и чаще сталкивает нас. Лбами. До звона в ушах.

Как бы то ни было, за ужином я уже сидела в родительском доме за столом, сохраняя видимость спокойствия. Под платьем скрывал амулет тети Шанты, надежно приколотый к лифу изнутри. Пусть я и была раздражена ее нежеланием давать ответ на мой главный вопрос, пренебрегать советом шувани стало бы верхом глупости. Но если цыганка не желает давать мне ответ на этот вопрос, возможно, удастся что-то вызнать у отца… Конечно же, он не разбирается в колдовстве рома, но зато может что-то знать о народе своей матери и, возможно, поможет разобраться, кто же решил обратить внимание на мою скромную персону.

А уж о моей цыганской прабабке отец знает наверняка…

— Ты что-то бледновата сегодня, дорогая, — посмотрела на меня матушка, которая, разумеется, неладное почувствовала и безо всякого колдовства. В этом она была непревзойденным мастером. — Что случилось?

Я покачала головой и с чуть натянутой улыбкой ответил:

— Ничего, что могло бы тебя взволновать, мама. Просто устала немного.

Были вещи, которые мы со Вторым попросту не могли рассказать нашей матери, потому что… ну в чем смысл беспокоить ее, если справиться с колдунами и ведьмами нашей маме просто не под силу? О нет, о таких вещах мы рассказывали всегда только отцу.

— Дорогой? — уставилась матушка на отца с откровенным подозрением.

Папа хранил полнейшую невозмутимость, которая, предполагаю, давалась ему нелегко. Жене лорд Николас Дарроу врать не любил, но в ситуации, подобной этой, говорить правду не спешил. Он любил супругу искренне, в этом не сомневалась ни сама мама, ни мы с братом и сестрой, именно поэтому папа и не спешил посвящать супругу в ту часть жизни семьи, которая касалась магии и колдовства.

— Что такое, милая? — уточнил с невозмутимым видом отец, поднимая на маму спокойный расслабленный взгляд.

Матушка поджала губы и отложила в сторону вилку.

— Дорогой, мне кажется, тебе стоит быть со мной пооткровенней. Или ты намереваешься сказать, что происходящее с нашими детьми меня не касается?

В голосе матушки проскользнули достаточно опасные нотки, которые могли предвещать большие неприятности для нашего всемогущего отца. Пусть матушка и не была колдуньей, однако же обладала той сакральную властью, которую обычно получают любимые жены над своими супругами.

Отец дрогнул, однако устоял.

— Я предельно откровенен с вами, моя милая, — произнес он и скупо улыбнулся, впрочем тут не было совершенно ничего странного, не в его обычае демонстрировать эмоции, и это свойство передалось и мне.

— Я уже не так слепа и доверчива, как до нашей свадьбы, — упорствовала в своем стремлении к правде мама, буравя взглядом сидящего на противоположном конце стола отца. Кажется, после ужина кому-то грозит полноценный допрос, даром, что обычно именно папе приходится добиваться правды от врагов короны.

— Драгоценная моя, будь вы слепы и доверчивы до нашей свадьбы, я бы не стал на вас жениться, так что не стоит преуменьшать свои неоспоримые достоинства, — принялся улещивать любимую супругу папа. Он терпеть не мог ее обманывать, однако расстраивать терпеть не мог еще больше. — Вам совершенно не о чем волноваться, Кэтрин.