Хорошо.

Вечерний воздух был прохладен. Небо… небо черничного оттенка. И солнце с прозеленью. Смутные очертания городка, до которого мы не добрались по непонятной мне причине.

Лесенка оказалась удобной.

Прочной.

Дорога… холодной, и я вспомнила, что так и не нашла себе обуви. Острый камушек тут же впился в пятку. И эта мелочь, в общем-то ничтожная по сравнению со всем, что сегодня случилось, стала последней каплей.

Я разревелась.

Я плакала, захлебываясь слезами, глядя на зеленое солнце и спутника его, который налился алым цветом…

Как долго?

Не знаю. Может, минуту, может, час. Время смыло слезами. Когда я очнулась, обнаружила, что сижу, прижавшись спиной к холодному колесу. Зеленое солнце почти исчезло за горизонтом, а спутник его повис алой бусиной.

Я замерзла.

И кажется, нарыдалась до хрипоты.

И глаза, думать нечего, заплыли… и если вернуться сейчас, не избежать расспросов, а ко внятному диалогу я была морально не готова.

Надо собраться с силами.

Надо…

И я обняла себя. Летняя ночь прохладна, но, глядишь, не окоченею. Приду в себя и вернусь… мне всего-то надо минуту-другую, чтобы окончательно успокоиться…

Всхлип раздался где-то рядом. Тоненький и жалобный.

Я повернулась.

Никого.

Но ведь… или послышалось? Может, местная птица какая рыдать изволит? Или…

Всхлип повторился.

— Эй, — осторожно окликнула я, вглядываясь в тени. А их в подбрюшье машины было изрядно. — Кто здесь?

Вновь всхлипнули…

— Выходи, я не обижу…

Плакал ребенок. Несомненно. И где-то рядом… только где?

Я наклонилась, заглянув под вагончик, хотя отдавала себе отчет, что под этим вагончиком ребенок не поместится. Да и как он забрался бы?

И откуда взялся?

Откуда бы ни взялся, но ребенок был. И плакал.

— Я не обижу, честное слово…

Теперь плач доносился со стороны поля, отделявшего нас от города. И я решительно встала. Ребенок был. Я слышала.

— Ты где?

Рядом.

— Ты заблудился? Не бойся… я не причиню тебе вреда…

Я с трудом продралась через узкую полосу придорожного кустарника. Запоздало подумалось, что стоило бы на помощь позвать, все же втроем — на Ричарда я не рассчитывала — искать потерявшегося ребенка было бы проще, но не возвращаться же?

— Иди ко мне. Мы отвезем тебя домой… обещаю!

Я огляделась.

Поле… обыкновенное поле… пшеница волнами ходит, хотя ветра и нет. А она перекатывается, шелестит, кружит. Колосья тонкие касаются рук.

Щекотно.

И страшновато.

Вспомнилась история с упырем, и… и я ничего не знаю об этом мире.

— Эй…

Горло перехватило. Откуда здесь ребенку взяться? До города еще миль десять, как Тихон сказал, выбирая место для стоянки. Нет, если по полю, оно быстрее будет… и если ребенок есть, почему он не выходит?

— Ты где? — я сделала шаг назад.

Октоколесер возвышался серебристою громадиной и ныне гляделся родным, близким. Я ведь не убегаю. Я лишь позову на помощь. И если ребенок действительно заблудился… точнее, если это заблудился действительно ребенок, то мне помогут его отыскать и…

Я увидела ее.

Девочку в белом платьице.

Я готова была поклясться, что секунду тому не было ни ее, ни огромного валуна, на котором эта девочка сидела. Она забралась на камень, поджала коленки к груди, обняла себя…

— Эй, — я отступила.

Девочка мазнула ладонью по лицу и повернулась ко мне.