Этого он не забыл.

Нет, супруга, оказавшаяся лайрой, чьей-то вдовой троюродной теткой, прочно пребывающей в маразме, была тиха и незлобива. И прожила, на счастье Ричарда, недолго, оставив ему в наследство полторы дюжины кошек и сундук с пожелтевшим кружевом. Но сама эта выходка раз и навсегда убедила его в том, что никогда-то он, Ричард, что бы ни сотворил, не станет равным им, благородным.

Плевать.

Академию он окончил с отличием, но права произнести прощальную речь был лишен. А с ним — и права выбрать место работы. Как-то сразу стало очевидно, что в столице провинциальные некроманты, пусть и особой императорской грамотой жалованные, не слишком нужны. Бывшие однокурсники, впервые искренне пожелав Ричарду удачи — некроманту она пригодится, заняли свои места, кто ушел на императорскую службу, кто — в семейный бизнес, главное, что путь их был прост и понятен.

А вот что делать Ричарду?

Поступить на службу Императору? Его бы взяли, скажем, помощником штатного некроманта, коим стал не самый одаренный из сокурсников. И даже мысль о том, чтобы подчиняться человеку, которого Ричард в глубине души презирал, как и прочую «белую кость», ему претила.

Уехать в родной город?

И признать, пусть через пять лет, что Ричард был не прав? Нет, этого не позволяла уже гордость.

Семейного дела, во всяком случае такого, где был бы применим дар некромантии — вряд ли все его высшее образование вкупе с золотым дипломом пригодились бы на стройке, — у него не имелось. Да что там дела, у Ричарда не было даже такой малости, как семейный склеп с вереницей предков, готовых поделиться с благородным потомком силой. Единственной неупокоенной душой, в существование которой отец соглашался поверить, была пратетушка Брунхильд, при жизни отличавшаяся на редкость склочным нравом, и потому, назло невестке и всей прочей родне ждавшей тетушкиной смерти с плохо скрываемым нетерпением, она восстала. Увы, единственное, чем могла поделиться пратетушка, — это последние сплетни, которые она собирала с неустанным рвением…

Не было и дома, куда Ричард наведался, дабы продемонстрировать отцу, братьям и прочим родственникам, число которых возросло вдвое, свой диплом. Вид его, впрочем, отца не вдохновил.

— И чего делать станешь? — поинтересовался он, протянув матушке очередной платок.

— Работать пойду… свободным некромантом.

Решение было не то чтобы совсем уж спонтанным, скорее единственно возможным, поскольку аккурат перед отъездом профессор Горвиц, на чье покровительство Ричард всерьез рассчитывал, бледнея и заикаясь, произнес длинную речь: аспирантура — еще одна надежда — невозможна, во всяком случае, та, которая за государственный счет, поскольку единственное место отдано.

И кому?

Естественно, лойру Фицхарду, весьма талантливому юноше, за которого лично просил Император. А Императору, как известно, не отказывают. Конечно, и Ричарду будут рады в Академии, ибо стремление его к знаниям более чем похвально, но… остаться у него вряд ли выйдет.

Со всем уважением.

Уважение это Ричард, вспылив — все же до последнего надеялся, что его ум, талант и сила что-то да значат, посоветовал засунуть в место, где уже пребывали его несбывшиеся мечты и первая любовь. Прозвучало это не совсем цензурно, увы…

— Бродягою, значит. — Отец хмыкнул и крутанул поседевший ус. — Остепенился б ты, бестолочь.

Нет, в чем-то он сына понимал и даже уважал за упорство — добился же своего, паскудник, — но всему предел быть должен! И ладно, побездельничал он пять лет в своей Академии, так пора и поработать. С дипломом императорским его, быть может, в Управу примут.