– Прекрасно! А то от них житья не стало, – сказала леди Дарлингтон. – Клянусь, всю дорогу, пока мы ехали из Уилтшира в Лондон, я глаз не сомкнула, все боялась, что увижу пистолет, нацеленный в голову. Помнишь, Пэнси, как я нервничала?

Тетушка обернулась. Они с лордом, беседуя, дошли до конца аллеи, а Пэнси и с места не сдвинулась, наблюдая за Рудольфом и сэром Филиппом Гейджем, которые уже почти скрылись из виду.

– Пэнси! – окликнула ее графиня. – Пойдем, дорогая! Нам нужно переодеться к ужину.

Пэнси вздрогнула от неожиданности, потом подошла к тетушке Энн и лорду Сен-Винсенту. Всю дорогу до дворца она не проронила ни слова. Попрощавшись с их постоянным спутником на прогулках, дамы стали подниматься по лестнице в свои покои.

– Я полагаю, этот молодой человек очень интересная личность, – заметила графиня у порога своей спальни. – Если бы он не прихорашивался, как придворная кокетка, да не был бы таким мягкотелым, клянусь, я бы очень хорошо подумала, прежде чем позволила себе отказать ему.

Пэнси рассмеялась:

– Лорда Сен-Винсента очень интересно слушать, тетушка, но при этом лучше не смотреть на него. При плохом освещении и не разберешь – мужчина перед тобой или женщина. Какой из него муж!

– Ступай переодеваться, капризница, – ласково улыбнулась графиня. – Бог свидетель, у меня нет никакого желания терять компаньонку, тем не менее тебе стоит сто раз подумать, прежде чем отказать мужчине, который делает предложение. Так ведь недолго остаться в старых девах.

– Значит, это судьба, – сказала Пэнси и поцеловала графиню в щеку. – Мне, кроме вас, никто не нужен, тетушка!…

Пэнси повернулась и пошла к себе, а растроганная графиня проводила ее нежным взглядом.

Когда Пэнси закрыла за собой дверь и осталась одна, лицо ее омрачилось. Ей не нужно было мучиться в догадках, о чем Рудольф беседовал с сэром Филиппом Гейджем. Кузен предпринимал отчаянные попытки получить титул маркиза, дабы распоряжаться домом и поместьем в Стейверли. С первого дня, когда он примчался к тетушке просить о помощи, Рудольф проявлял нетерпение, которое со временем переросло в напористость. Каждый раз, бывая в обществе тетушки, кузен настойчиво возвращался к занимавшей его теме. А Пэнси даже не знала, беседовала ли леди Дарлингтон с королем.

С тех пор как она услышала от Марты прозвище Люция, ничего нового из нее не вытянула. Служанка замкнулась и избегала разговоров.

– Я ничего не знаю, – бубнила она.

Пэнси поняла, что Марта больше ни слова не скажет о Белоснежном Горле.

Казалось, перед ней возникла глухая стена и ее никогда не разрушить. Но внутренний голос подсказывал Пэнси: придет время, и ей многое станет известно о Люции. Она наблюдала за Рудольфом, поощряя долгие беседы, надеясь выудить хоть что-нибудь о Белоснежном Горле, но кузен был осторожен. Как ни засыпала Пэнси его вопросами, он избегал наиболее коварных, повторяя, что бедного Люция наверняка нет в живых – его либо повесили, либо пристрелили.

Пэнси с трудом справлялась со своей непростой задачей – получить сведения и в то же время не дать понять Рудольфу, насколько она обеспокоена судьбой Люция. Девушка делала вид, что волнуется за будущее Рудольфа, тем самым вынуждая его говорить о себе и раскрывать планы. Временами ей хотелось плакать от отчаяния, такой неопытной и неумелой она себе казалась. Пэнси жила в предчувствии какой-то ужасной беды. Однако время шло и ничего страшного не происходило, по крайней мере такого, чему нельзя было бы найти объяснения. И вот это оглушительное известие – Рудольф заинтересовался сэром Филиппом Гейджем.