|
«Перст судьбы, что ее здесь нет, она бы не вынесла злорадство ухмыляющейся леди Кастлмэн и жадное любопытство своих подруг. И это при ее-то гордыне, ее уверенности в непогрешимости устоев их рода! Конечно, тетушка порой вела себя слишком самоуверенно и дерзко, так как знала, что на нее-то никто не укажет пальцем!». Леди Дарлингтон сломило даже не то, что племянница попала в тюрьму, а позор, как она считала, обрушившийся на их род. Будучи уверенной в невиновности Пэнси, графиня получила оглушительный удар по самолюбию, предвидя, какие насмешки и колкости посыплются на обожаемую племянницу.
В переполненном зале суда, зажатая с двух сторон грозными тюремными надзирателями, Пэнси чувствовала себя одиноко и в то же время испытывала облегчение от того, что здесь нет ни одной родной души, которая страдала от бессилия помочь. Если бы в зале находилась леди Дарлингтон, Пэнси было бы намного тяжелее от сознания, что поставила тетушку в такое жалкое, унизительное положение. «Слава Богу, отец не дожил до этой минуты. Счастье, что Ричард не видит происходящего», – вздохнула Пэнси. Будь брат жив, он бы рванулся на помощь и разорвал петлю, так искусно сплетенную из лжи и ненависти и приготовленную, чтобы набросить ей на шею. Одиночество было бы полным, если бы не записка, клочок бумаги, согревающий душу и придающий силу. Вся ее жизнь заключена в человеке, которого она любит, и ничего ей не нужно, лишь бы он любил ее всегда! От этой мысли сердце Пэнси учащенно забилось, радость осветила лицо, и леди Кастлмэн, заметив счастливую улыбку на лице девушки, вскипела от злобы. Наклонившись к соседу, она преднамеренно громко сказала какую-то колкость в ее адрес. Только напрасно! Пэнси думала о Люции. Он спасет ее! Сэр Балсомбе Джонс заканчивал обвинительную речь. Он умел красиво говорить, и в леденящих душу подробностях описал смерть Кристиана Драйсдейла. Прокурор выстроил и обосновал душераздирающее преступление, в котором главная роль отводилась интриганке, вышедшей замуж за влюбленного в нее человека только для того, чтобы завладеть его богатством. Девушка едва сдержала смех. В самом деле, разве не смешно видеть в ней преступницу. Не может быть, чтобы двенадцать присяжных заседателей признали ее виновной в убийстве, ведь в то время ей едва минуло тринадцать. Пэнси внимательно посмотрела на присяжных, и в душу закралось сомнение. Судя по виду, все они были торговцы, владельцы лавок. Даже при желании на их лицах нельзя было обнаружить признаков ума. Да, скорее всего, они поддержат приговор суда, каким бы он ни оказался. Пэнси поняла, что решающее значение будет иметь точка зрения главного судьи, сэра Далримпла, и стала наблюдать за ним, делая вид, что увлеченно слушает прокурора, сэра Балсомбе Джонса. Судье было лет шестьдесят. Он был очень худ, лицо с аристократическим носом, проницательный взгляд, брови, сросшиеся на переносице, и резко обозначенные скулы. Выражение лица говорило о нем как о натуре желчной и язвительной. Смуглую кожу лица оттенял светло-серый парик. Длинные пальцы постоянно теребили острый, сильно выдающийся подбородок. Он сидел прямо, откинувшись на высокую спинку стула, всем своим видом давая понять, что власть сосредоточена в его руках. Появившись в зале суда, Пэнси сразу обратила на него внимание и подумала, что, по крайней мере, есть хоть один человек, способный непредвзято оценить ситуацию, человек, олицетворяющий правосудие и способный принимать решения, опираясь на закон. Как только сэр Балсомбе Джонс закончил обвинительную речь, судья произнес: – Благодарю вас, господин государственный обвинитель. Прошу ответить, кто представляет в суде подсудимую? Наступила тишина. Затаив дыхание, все ждали ответа. Судья посмотрел на Пэнси и перевел взгляд на пустую скамью за ее спиной. – Милорд, – вскочил секретарь суда, – подсудимая настояла, что будет защищать себя сама. – В самом деле? – бросил реплику судья, в голосе прозвучали недоверие и пренебрежение. |
