Кейт надеялась, что он не заметил, как по ней пробежала дрожь.

— Чем дольше вы продержите меня здесь, тем больше вероятность, что я захочу рассказать про это всему Лондону.

— Вы окажетесь в центре скандала.

Кейт засмеялась, радуясь, что смех вышел холодным и резким.

— Полноте, Гарри! Я и есть скандал. Я — та женщина, на которую мамаши показывают пальцами, когда хотят дать знать своим цыпляткам, как не надо себя вести.

— Не пытайтесь уверить меня, что с вами обошлись несправедливо. Вы сами решили жить так, как вы живете.

— Разумеется. Только к вашей жизни моя больше не имеет никакого отношения.

Теперь засмеялся Гарри.

— Как будто я хотел бы иного. Я намереваюсь продать патент и уехать домой. Я десять лет ждал этого. Десять лет я жил с одной лишь мыслью — продержаться достаточно долго, чтобы выбраться из всего этого, взять лишь то, что уместится в походном мешке, и отправиться странствовать по свету. Одному. Чтобы не было ни командиров, ни врагов, ни лживых и властных женщин, которые стали бы препятствовать моему желанию делать то, что я хочу, — для разнообразия. Вы заставляете меня ждать, Кейт. Это не очень умно.

И снова, как если бы он ничего не мог поделать с собой, Гарри приблизился к ней, подошел так близко, что она почувствовала исходившее от него тепло; его дыхание едва не обжигало ей кожу. Он стоял так долго, не касаясь ее, не двигаясь, не говоря ни слова. И ее захлестнули ощущения, воспоминания, напрасные надежды юности.

На миг, долгий, блаженный миг, она забыла о свече и мраке и долгих часах до наступления рассвета. О враждебности Гарри и невыполнимой задаче, которую он поставил перед ней. Только на миг она оживила в памяти совершеннейшее наслаждение, которое способно давать тело. Наслаждение, которое она знала тем далеким летом, пока ей не пришлось поумнеть.

Потом Гарри отступил назад, и связь оборвалась. Кейт остро ощутила это. В промозглой комнате вдруг стало еще холоднее и темнее, чем было раньше. Вся ее прошлая жизнь обрушилась на нее, и она вспомнила, кто она. Какая она. И какой никогда не была.

— Ваша свеча догорела, — вымолвил Гарри. — Хотите другую?

Она гордилась собой. Даже движением век она не выдала своего отчаяния.

— Вы хотите сказать, если я помогу вам, вы поможете мне?

Она не могла ошибиться — он скрипнул зубами.

— Я даю вам время до полудня, — сказал он, и она услышала смущение в его голосе. — Если вы не будете сотрудничать, боюсь, я перестану церемониться.

Словно запнувшись, огонек свечи метнулся от движений Гарри, скакнул и потух.

«Не оставляйте меня в темноте», — почти молила Кейт. Но она не произнесла этого вслух. Она больше никого не будет умолять. Никогда. Она переживет темноту, как всегда.

Когда свеча угасла, Гарри чуть помедлил, потом пошел к двери и распахнул ее.

— Мадж! — рявкнул он, как если бы находился в военном лагере. — Свечи!

Его голос дрогнул, и Кейт знала, что он испытывал то же, что и она.

Немного. Но все же что-то.

— Как вы считаете, она скрылась? — спросил спокойный голос.

Мужчина, стоявший перед письменным столом, провел ладонями по коротко стриженным волосам.

— Кто-то похитил ее.

Его собеседник не удивился.

— Похитил ее? Как карманные часы?

Он опустился в кресло с прямой спинкой, уставился на турецкий ковер под своими ногами.

— Мы ждали у «Эйнджел инн», как было договорено. Мы собирались перехватить ее карету, когда она будет пересекать холмы. Но… — Он пожал плечами и поднял глаза.